– Тут полно этой мерзости, – сказала Хоури. – Она всюду пробралась, что твоя плесень.
Луч ее фонаря снова пришел в движение. Тени спутников нарисовались на стенах ледяной пещеры, похожие на силуэты крадущихся уродливых великанов.
– Но эти не активней, чем то дерьмо снаружи, – добавила Ана.
– Ясно, везде одно и то же, – подтвердил Клавэйн. – Но все равно ни к чему не прикасайся, просто на всякий случай.
– В список моих первоочередных дел это не входит, – проворчала Хоури.
– Отлично. Что там еще?
– Музыка громче. Находит волнами, иногда убыстряется. Кажется смутно знакомой.
– Отчего же смутно? – хмыкнул Клавэйн. – Это Бах. Пассакалья и Фуга си минор, если не ошибаюсь.
Свинья повернулся к офицеру СБ:
– Ты останешься здесь, нужно прикрывать этот вход.
Жакоте знал, что спорить бесполезно.
Скорпион и Клавэйн вслед за Хоури забрались в пробоину. Старик освещал фонарем изуродованные внутренности корабля, временами придерживал шаг, когда свет падал на какой-нибудь изувеченный, но узнаваемый элемент конструкции. Черные захватчики напоминали грибницу, разросшуюся и частью пожравшую организм-донор.
Корабль разбит, напомнил себе Клавэйн, он вот-вот развалится. Нужно смотреть, куда ставишь ноги.
– У них много разных способностей, – понизил голос старик, словно постоянная пульсация музыки не убедила его, что ингибиторы спят крепко. – Например, они все меняют по своему образу и подобию. Все, до чего доберутся, пожирают и превращают в такие же машины.
– Из чего состоят эти черные кубики? – спросил Скорпион.
– Да можно сказать, из ничего, – ответил Клавэйн. – Чистая сила, создаваемая находящимся внутри крохотным механизмом. Как ядро и оболочка атома. С той лишь разницей, что мы так ни разу и не увидели этого механизма.
– Но пытались?
– Мы сняли посредством грубой силы несколько кубиков с людей из команды Галианы, но при этом рвались связи, кубики схлопывались и исчезали, оставляя после себя пятнышко серого праха, ни о чем не говорящего нам. Наверное, это и были механизмы, но обратный инжиниринг не давал результатов.
– Значит, плохи наши дела? – спросил Скорпион.
– Да, у нас проблемы, – кивнула Хоури. – Если на то пошло, нам даже не вообразить, насколько они серьезны. Вот что я вам скажу: мы еще живы и, возможно, будем жить дальше, если выручим Ауру.
– Думаешь, она способна помочь? – спросил Клавэйн.
– Уже помогла. Если бы не она, мы бы вообще до этой системы не добрались.
– Ты уверена, что Аура здесь? – спросил Скорпион.
– Она здесь. Только где именно, пока не знаю.
– Я тоже слышу сигнал, – проговорил Клавэйн. – Правда, он слабый, рассеянный – слишком много шума от еще действующих систем корабля. Не могу сказать, один источник или несколько.
– И что делать? – спросил Скорпион.
Клавэйн направил фонарь в угол. Луч скользнул по зубцам и созвездиям из замерзших черных кубиков.
– Там должен быть двигательный отсек, – сказал он. – Маловероятно, что в нем кто-то выжил.
Он повернулся, ведя лучом вокруг, морщась при виде нелицеприятной картины.
– Пойдемте-ка вон туда. Вроде музыка идет с этой стороны. Осторожней, тут очень тесно.
– А что там? – спросил Скорпион.
– Каюты и рубка управления. Надеюсь, они изменились не до полной неузнаваемости.
– Оттуда тянет холодом, – заметила Хоури.
Они двинулись в указанном Клавэйном направлении. Впереди был еще один пролом; от переборки мало что осталось. Холод стоял такой, что казалось, еще чуть-чуть, и затвердеет воздух. Скорпион торопливо оглянулся, собственный мозг сыграл с ним шутку – чудилось, по дегтярному слою волчьей механики прокатываются вязкие волны.
А на самом деле движение возникло впереди. От черной стены будто отлипла черная же тень…
Мгновенно Хоури навела туда пушку.
– Нет! – воскликнул Клавэйн.
Скорпион услышал, как щелкнула, взводясь, боевая система. Он содрогнулся, ожидая энергетического разряда. Брейтенбахова пушка – не самое лучшее
