из сильно локализованной песчаной бури.
Оттого что иллюзия присутствия стала такой убедительной, Антуанетта вздрогнула и отшатнулась.
На этот раз в явлении было нечто новое. Шлем оказался не тем, прежним, совсем уж старинным, антикварным, который она помнила, и символы, нанесенные на него, были другими. Скафандр, хоть и допотопной конструкции, был не столь архаичен, как тот, в котором капитан предстал в первый раз. Нагрудный пульт не так выпирал, да и сам скафандр сидел на фигуре более ладно. Антуанетта не считала себя знатоком истории техники, но, по ее мнению, это облачение было лет на пятьдесят с лишним новее предыдущего.
Интересно, что бы это значило?
Она была готова сделать еще шаг назад, когда капитан остановился и поднял руку в перчатке. Этот жест определенно должен был успокоить ее. Капитан принялся открывать механизм своего лицевого щитка; зашипел вырывающийся воздух.
Антуанетта тотчас узнала лицо в проеме визора, но это было лицо постаревшего человека. Появились морщины, которых не было раньше, и серые штрихи в щетине, которая по-прежнему затеняла щеки. Вокруг глаз капитана, казалось ввалившихся еще глубже, тоже залегли складки. Изменилась форма рта, опустились его углы.
Хриплый голос капитана, когда он заговорил, звучал ниже.
– А ты не из тех, кто легко сдается.
– Обычно стараюсь доводить дело до конца. Джон, вы помните, о чем мы говорили в прошлый раз?
– Более или менее. – Одной рукой он принялся нажимать кнопки на нагрудном пульте, вводя последовательные команды. – Давно это было?
– Вы не будете против, если я спрошу, как давно это было по вашим меркам?
– Не буду.
Антуанетта подождала. Капитан смотрел на нее без выражения.
– Так когда же мы с вами беседовали в последний раз?
– Пару месяцев назад. Несколько лет бортового времени. Два дня. Три минуты. Одна целая восемнадцать сотых миллисекунды. Сорок пять лет.
– Два дня – наиболее точный ответ, – сказала Антуанетта.
– Что ж, поверю на слово. Ты, наверное, уже догадалась, что память у меня с тех пор не улучшилась.
– Но вы хорошо помните, что я к вам приходила. А это кое-что да значит, Джон.
– Ты добрая девочка, Антуанетта.
– Просто я понимаю, какие штуки способна выкидывать память. Но мне вполне достаточно того, что вы не забыли мое имя. А из нашего разговора что- нибудь помните?
– Наводящий вопрос не помешает.
– О пришельцах. О том, что в системе появились чужие.
– Они по-прежнему здесь, – кивнул капитан.
На несколько секунд Бренниген отвлекся, набирая на нагрудном пульте новые команды. При этом выглядел он не столько сосредоточенным, сколько озабоченным. Вот он постучал пальцем по браслету на запястье скафандра, после чего кивнул, очевидно вполне удовлетворенный новой настройкой.
– И?.. – вопросительно наклонила она голову.
– И подобрались ближе. Разве нет?
– Мы считаем, что да, Джон. Так сказала Хоури, а все, что она говорила до сих пор, оказывалось правдой.
– На вашем месте я бы к ее словам прислушался.
– Дело не в том, верить Хоури или нет. У нас ее дочь. Которой многое известно, – по крайней мере, нас в этом убедили. Мы полагаем, что надо слушать девочку и поступать так, как она советует.
– Вас поведет Клавэйн. Как и я, он чувствует сопричастность с историей. Мы оба призраки из прошлого, заброшенные в будущее, которое не должны были увидеть.
Антуанетта помрачнела:
– Простите, капитан, но у меня плохие новости. Клавэйн погиб, спасая дочь Хоури. У нас есть Скорпион, но…
На этот раз капитан ответил не скоро. Антуанетта задумалась: неужели известие о смерти Клавэйна задело Бреннигена так сильно? Она никогда не считала капитана и Клавэйна людьми одного сорта, но из слов Бреннигена следовало, что у них гораздо больше общего друг с другом, чем с их окружением.
– Но ты не уверена, что из Скорпиона выйдет хороший лидер? – спросил капитан.
– Скорпион хорошо нам послужил. Во время кризиса лучшего вожака не нужно. Но он сам признал, что не способен мыслить стратегически.
– Тогда найдите другого.
После этого случилось нечто, застигшее Антуанетту врасплох. Она мысленно увидела недавнее собрание в Высокой Раковине. Увидела, как в комнату
