Глава седьмая
Виктор еще какое-то время безуспешно бродил по серым дорожкам, пытаясь поговорить хоть с кем-нибудь из детей, но это было примерно так же легко, как набрать решетом воду.
Похоже, теперь младшеклассники играли в новую игру — «убеги от злого дяди следователя как можно дальше». Они выскакивали где-то за его спиной, с писком разбегались по парку, потом моментально исчезали.
Ну не носиться же за ними с пистолетом… в самом деле! Три параллельные дорожки — на выбор, заросли деревьев, белые силуэты статуй… так можно целый день пробегать, вроде как в салочки.
Виктор отчаянно затосковал по взрослому и понятному миру, который он оставил за пределами МКАД, там все было как-то определенно. Плохой дядя, хороший, дядя взяточник, дядя убийца…
Реагируешь соответственно. А тут… иррациональный перевернутый мир, перечеркнутый разрисованными асфальтовыми полосами. И страх.
Когда за очередным постаментом мелькнул красный капюшончик кого-то из детей, Виктор решительно шагнул к статуе и попытался схватить шутника за этот самый капюшончик. Не тут-то было! Обладатель капюшончика ловко увернулся и кинулся напролом в кусты.
Бесстрашный «мангуст» чертыхнулся, потерял равновесие, поспешно оперся рукой о постамент и вляпался во что-то противно-скользкое. Что за дрянь! Он присмотрелся. Надо же — на постаменте лежала дохлая мышь. Судя по всему, лежала давно. Теперь стало ясно, откуда этот противный сладковатый душок, мерещившийся Виктору с самого приезда в это странное место.
Постамент оказался ровненько расчерчен мелками на полосы, тут и там лежали разноцветные камушки, увядшие цветки клевера, злополучная мышь и пара мертвых бабочек.
Странная серая закорючка у гипсовых ног статуи оказалась мумифицированной ящерицей.
Виктор видел в жизни много всякого, включая расчлененные трупы, но теперь почему-то его замутило.
«Тоже мне игра, если это игра, конечно», — подумал он, припоминая, было ли что-то подобное в его детстве. По всему выходило, что нет. Играли в казаков-разбойников, салочки, чапаевцев, но чтобы вот так вот раскладывать по разноцветным клеточкам полуразложившиеся трупики мелких животных…
Или крупных…
Куда на самом деле делся Филимонов?
Кто стоит за атмосферой легкого сумасшествия, окутавшей детдом?
Бесстрашный «мангуст» внезапно представил себе, как начертанные на постаменте гипсовой статуи космонавта клеточки увеличиваются и разрастаются огромной многомерной решеткой. Странные знаки разгорались, пульсировали, вбирая в себя всю территорию усадьбы, ничего не подозревающих людей и все это пронизанное ощущением тягостного осеннего тлена пространство.
Виктор сглотнул, с трудом поборол головокружение и поспешно отвел взгляд от отталкивающего видения. Картина наполняла таким чувством омерзения, как будто он только что выбрался из выгребной ямы.
Интуиция подсказывала ему, что происходит неладное, что во всех теориях, объясняющих происходящее, все эти убийства и самоубийства, звучат фальшивые ноты, а на самом деле разгадка проста и страшна, как открытая рана.
Виктор искренне пожалел, что рассорился с отцом Владимиром. В усадьбе происходило что-то, против чего священник оказался бы в самый раз.
Отец Владимир был совершенно беспомощен в стычке с мантикорой или с оборотнем, но здесь, когда угрозу представляло не физически воплощенное зло, которое можно было расстрелять или победить с помощью силовых методов, а вот такое — еле уловимое, неопределимое, но от этого не менее реальное… Здесь он мог бы помочь, разобраться, дети, пожалуй, поверили бы священнику быстрее, чем непонятному дядьке, явившемуся под личиной следователя.
Он мог бы принять исповеди, освятить здесь все… Виктор нахмурил брови и наконец признался сам себе, что ему не хватает священника. Зря они поссорились.
Вполне вероятно, что тут могут водиться твари наподобие русалок, которых в свое время отец Владимир с таким триумфом изгнал из бухты Москвы- реки.
Над детдомом висел отчетливый запах страха. Похоже, во многом спровоцированного этим малорадостным детским творчеством.
А творчества, надо сказать, оказалось много. «Мангуст» искал теперь прицельно и обнаружил то, чего раньше не замечал.
На каждой из трех дорожек отыскались эти странные «нельзя», постаменты трех из восьми статуй покрывали отвратительные приношения, а теперь уже Виктор был почти уверен, что сочетание картинок и дохлых животных неслучайно. Слишком похожие вещи он видел на алтаре в одной неприметной московской квартире. С которой когда-то все и началось…
Только там подобные знаки были начертаны мелом на каменных плитах, да и приношения были… более страшными. Но ведь сходство налицо.
Из этого можно было сделать неутешительный вывод, что или кто-то науськивает детей заниматься магией, или же один из воспитателей — маг,
