Глава 25
Девчонки решительно прогнали мальчишек от окна и сами оккупировали подоконник. Борис и Витька подкатили круглый стол поближе, остальные принесли стулья, и сейчас вся компания дружно играла в карты двумя колодами, чтобы интересней было.
Обычно ребята развлекались у себя в подвале — и места больше, и все игры под рукой, но в этот раз заняли одну из комнат в доме. И конечно же, совершенно случайно именно из нее открывался лучший вид на беседку в саду, где сейчас сидели Юрий Петрович с Натальей Игоревной. Слышно их не было, но даже по жестам и движениям можно догадаться об эмоциях собеседников.
Аня с Ленайрой отогнали всех от окна, заявив, что подсматривать нехорошо и вообще, они будут дежурить, чтобы никто не подглядывал за взрослыми. То, что они сами большую часть времени смотрели в окно, а не в карты… ну так погода хорошая, птички поют…
Лешка покосился на подруг и возражать не стал — здоровый инстинкт самосохранения говорил, что спорить себе дороже. Даже Ленайра, прагматик до мозга костей, поддалась романтическому настроению, и они вместе с Аней периодически о чем-то шептались, посматривая в окно и хихикая.
Колька инстинктом самосохранения был явно обделен, а потому высказал свои сомнения вслух.
— Чего? — повернулась к нему Ленайра.
Запуск подушки Аней прошел в штатном режиме, она смела нахала со стула, после чего произошла стыковка пущенной Ленайрой книги с грудью Кольки, и тот на несколько секунд выбыл из игры. Остальные сделали вид, что ничего не заметили. Митька попытался что-то сказать, но Борис вовремя заткнул ему рот.
— Не лезь еще ты, тебя ж они вообще убьют. Не видишь, тут рома-а-антика! — пропел он.
Бориса проигнорировали, и игра пошла дальше.
Аня в очередной раз заинтересовалась происходящим во дворе и забыла про карты — Юрий Петрович вскочил со скамейки, нервно заходил по беседке и что-то стал доказывать собеседнице, эмоционально размахивая руками. Видно его было, правда, только в те мгновения, когда он показывался у входа в беседку, но и этого было достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы.
— Интересно, Снежана, — задумчиво проговорила Аня, изучая происходящее, — у вас есть какие-нибудь привораживающие зелья?
— Есть такие, — машинально отозвалась Ленайра, потом до нее дошел смысл вопроса, и она повернулась к подруге: — Эй, ты чего задумала?
— Да вот смотрю, как там они мучаются. А что не так?
— Забудь, — отрезала Ленайра. — Давай я тебе расскажу кое-что про эти зелья… Как любая химия, пусть и магическая, она действует только временно, после чего из организма выводится. Поскольку один из компонентов этих зелий магия, то чем сильнее волшебник, тем быстрее эта гадость выводится. Чтобы эффект продолжился, нужно дать новую порцию, вот только организм со временем вырабатывает иммунитет, и чем дальше, тем большую порцию нужно давать.
— И что? Привыкание? — заинтересовался Колька. — Похоже на наркотики?
Ленайра задумалась.
— Не в том смысле, — наконец отозвалась она. — Да и не об этом я. Те же наркотики… люди употребляют их не потому, что им нравятся уколы. Наркотики дают им ощущение счастья, радости. Ань, ты понимаешь разницу между ощущением счастья и счастьем?
— Э-э… ну да. Это очевидно.
— Вот. Зелья тоже не даруют любовь, они только дают чувство влюбленности. Понимаешь? Это иллюзия. Причем, чтобы вызвать это чувство, зелье основательно бьет по остальным, притупляя их. Если человек до этого ничего не испытывал к… скажем так, объекту, то удар еще сильнее, чтобы выпятить то самое чувство любви. Человек меняется, меняется его характер.
— Сильно? — заинтересовалась Аня.
Ленайра подозрительно покосилась на подругу.
— Не то чтобы очень, но… это уже не тот человек, который был до приема зелий. Ну а когда зелье выветрится и он поймет, что с ним сделали… Как ты думаешь, что он испытает к тому, кто это сделал? Давать любовное зелье можно и дальше, увеличивая дозу по мере необходимости, вот только после очень долгого употребления человек может и с катушек слететь. Подавление одних чувств и выпячивание других до добра никогда не доводит. И те дуры, которые ради «любви» готовы напоить объект своей страсти этой гадостью, вынуждены будут давать его постоянно, человек начнет меняться, у него пойдут нервные срывы, он станет мучиться сам и мучить других. Когда дура поймет, что этот неврастеник, который уже ни на что более не способен, может только валяться у ее ног и лобызать подол платья, будет поздно. Кушать-то хочется, а сделать уже ничего нельзя. Не давать зелья — произойдет откат, который способен убить, а это суд и тюрьма, давать дальше — тоже не выход, потому что человек совсем превратится в овощ, неспособный ни на какие самостоятельные действия, все только по приказу объекта страсти.
— Ужас, — передернуло Аню — видимо, зримо девушка представила такую картину.
— Ну это я утрирую, — заметила Ленайра. — До такого обычно не доходит. У людей же друзья есть, родственники, в конце концов. Они замечают, что с человеком что-то не так, и отправляют его на обследование. Один-два раза можно дать зелье незаметно. Помнится, у нас в школе старшие девчонки так
