Потемнело на миг у Вельки в глазах, а когда она очнулась, то стояла на свежей этой траве уже человеком, одна-одинешенька. И ничего в ней не изменилось – одежда та же, в которой она оказалась на краде, и ожерелье янтарное, и шнурок с оберегами, и обручья на руках. Коса вот… косы не было.
Она пригладила ладонями волосы, непривычно короткие, как у мальца какого. И непокрытые… хоть бы платок раздобыть, что ли!
Как ей теперь без платка, без повоя по улице пройти? Совестно.
Ожерелье она сняла и под ноги, на траву, бросила. Обижена она была на Касмета, не станет о его поручениях беспокоиться! А хорош янтарь, крупный, гладкий, медовый, так и сияет.
Ничего. Ей от Касмета никакого не надобно. Муж он ей? Как бы не так!
А куда же деваться теперь, куда идти? Только луг да луг этот зеленый кругом, лес вдалеке еле виднеется. Идти к лесу?..
– Эй, Велюшка! Обернись-ка! – позвали.
Она и обернулась.
Там девка стояла, красивая, нарядная, длинная коса ее, лентами перевитая, на грудь перекинута. А лицо…
Лицо вроде знакомое. На матушку немного похожа и на бабку Аленью.
– Ну, вот ты и пришла, милая, – ласково сказала девка и руки к ней протянула, – здравствуй! Мы ведь думали, что тебя не дождемся. Не хотели тебя к нам отпускать! Да пришлось.
И такой своей, родной казалась Вельке эта девка, лучше сестры. Велька к ней шагнула, тоже руки протягивая, они обнялись, и разлучаться не хотелось.
– Дай посмотреть на тебя, моя хорошая, – девка отстранилась, – ты Велья, значит. А я Заринья, меня, видишь, как матушку твою зовут. Семь имен в нашем роду одно за другим повторяются. Матушке твоей крыльев не досталось, ты зато всем взяла! Понравилось?
Велька кивнула. Чего лукавить – понравилось. Страх свой и боль она уже не помнила, помнила лишь, как летела жар-птицей в высоком небе, и была, казалось ей теперь, краше многих и сильнее, и клевать ее, мешать ей в другой раз пусть только попробуют! Заринья смотрела с улыбкой.
– Понравилось. Вижу. Это хорошо. Еще полетаешь, порадуешься. А это такая большая радость, быть самой сильной, над чужой силой и властью только смеяться! Это пьянит лучше меда!
– Я буду самой сильной? – не поверила Велька.
– Самой сильной волхвой. Среди людей. А как же! Ты теперь огневка! Всем нам сестра. Не умеешь пока волхвовать, как мы, – так научишься. Нашей волшбе преград я и не знаю! Если только… – Заринья нахмурилась.
– Если что?..
– Слышала я, что ты говорила, перед тем как огонь зажгли. У тебя жених есть, любимый, да?
– Есть.
– Вот тут тебе выбирать придется. Либо он, либо огненные крылья. Отдашь себя мужчине – огневкой быть перестанешь. Силу потеряешь. И сюда к нам путь тебе станет заказан. Будешь крохами довольствоваться от того, что имела бы, будешь тосковать. Как Аленья, бабка твоя. Хотела Аленья, чтобы ты и не узнала никогда, что такое настоящая твоя сила, что такое огненные крылья. А ты узнала.
Ох, что-то не то говорила сестрица. Видно, не очень тосковала бабка Аленья, раз не пускала сюда ни дочь, ни внучку…
– Теперь тебя не обмануть, выберешь, – повторила Заринья.
А Велька подумала – как же?..
Очень даже обмануться можно. Как летать, она поняла. А как любить – она ведь и не пробовала толком, так, целовалась всего лишь, речи ласковые слушала. Да только это не вся любовь, а немножко, частичка малая?
Летать жар-птицей Вельке понравилось. Но если бы можно было сейчас прямо к Венко полететь, куда лучше было бы.
Да только зачем ему огненная птица!
А Заринья ведь что-то важное сейчас сказала?..
– Сестрица, а я еще смогу… снова живой стать? – осторожно уточнила Велька. – Снова в Яви, с людьми жить, как раньше?
Настолько этого захотелось, что страшно стало ответ услышать.
– Конечно, – огненная дева весело рассмеялась, – ты не умирала. Мы огневки, птицы огненные, мы в огне не горим! В первый раз уж точно! Вернешся туда, откуда улетела. Рада? – она пытливо посмотрела на Вельку.
Та кивнула. Еще как рада.
Заринья как раз увидела в траве брошенное Велькой янтарное ожерелье, подняла, полюбовалась, гладя округлые бусины, надела на шею, сказала:
– Что ж, ладно. Будет случай, присмотрю я за парнем этим, Айсаком из Сараватов. Может, и помогу.
– Это для богини ожерелье, – пробормотала Велька, и подозрение странное в душу закралось, – а где же богиня огневая? Она… есть ведь где-то?
Опять дева рассмеялась.
