Вот и молния.
Какая крохотная.
Искорка.
Вспыхивает и разгорается.
Все ярче и ярче.
Ближе и ближе.
Царица била-била, вдребезги разбила, а она почему-то еще жива.
Теперь разгневанные марсианские боги-олимпийцы метнули в нее молнию. Которая испепелит. А прах развеется по Марсу. Первый человек, чей прах развеян по Марсу.
Или… все же не молния? Не огонь небесный? То есть небесный, но не огонь, а всего лишь… работа дюз! Зигзаги маневров… нет, непохоже… слишком дерганые, непредсказуемые… наверное, и я так садилась… на честном слове и на одном крыле…
Помощь!
Огонь ближе и ярче. И гул. Да, гул. Как он решился все же садиться? На честном слове. Вот еще маневр… Двадцать километров над уровнем поверхности. Не бог весть что, но все же. Драгоценные секунды. Когда обшивка прогорает, счет идет на секунды.
Последний тормозящий импульс, и капсула опустилась на бугристую поверхность. Тишину нарушает треск остывающей обшивки. Капсула похожа на раскаленное металлическое яйцо, только-только извлеченное из огня, – багровое, пышущее жаром. Его бы в воду, но откуда здесь вода?
Баба била-била, не разбила. Дед бил-бил, не разбил.
Яйцо взяло и раскололось само. Огненные ошметки разлетелись в стороны. Нагар. Будто багровеющие лепестки, устилающие путь того, кто шагнет изнутри капсулы. Второй человек, только не упавший, а посадивший капсулу на Марс так, как полагается. Почти как полагается. Имелись шероховатости, но следует списать на неприспособленность аппарата для подобных маневров.
Высокий человек в пустолазном костюме. Даже так – громоздкий человек в пустолазном костюме делает шаг из капсулы и уверенным размашистым шагом идет к ней, к Зое. Неудивительно. Приметна издалека. Кто это? Такая знакомая походка. Одновременно легкая и основательная, крепкая. Да, Марс, меньше гравитация, но походка все равно ужасно знакомая.
Человек спешит к ней. Почти бежит, но резко останавливается. Что же ты? Почему? Иди ко мне. Ах да… мой вид… Мой вид испугает кого угодно. Даже бывалого космического волка. Багровые отсветы на колпаке мешают разглядеть твое лицо.
Кто ты? Кто?
Зоя мысленно перебирает членов экипажа, но никто не подходит под стать нежданного спасителя. Чересчур высок и громоздок. Даже пустолазный костюм какой-то нестандартный.
Или он вообще не с «Красного космоса»? Может, прошли годы, десятки лет, и кто-то решил осмотреть вершину высочайшей горы и случайно наткнулся на нее, Зою?
Как такое может быть? Ведь она еще жива? Как она могла прожить столько лет? Или…
Человек опускается рядом на колени и заглядывает ей в лицо. Ах да, на ней же нет колпака. Зачем мертвым колпак? На ней вообще ничего нет. Лицо… багровые отсветы… мешают… Вот так лучше… гораздо…
Зоя не верит собственным глазам.
Антипин!
Ефрем Иванович Антипин собственной персоной!
Здесь.
Рядом с ней.
Значит, все же рай. Вряд ли такой человек заслужил ад.
– Зоя, – губы его шевелятся, ни единый звук не долетает из-под колпака, но Зоя его прекрасно слышит. Словно без труда считывает по губам. – Зоя, ты меня слышишь?
Потом он что-то понимает, одним ловким движением отщелкивает колпак и откидывает его на спину. Глубоко вдыхает тощий марсианский воздух. Даже не воздух, атмосферу.
– Здравствуйте… Ефрем Иванович… рада вас видеть, – вряд ли Зоя говорит, но именно это она думает. С оттенком разочарования. Опять предсмертный бред. Опять немилосердные видения. Когда же прекратятся мытарства? Теперь я точно знаю, куда попадает душа, если церковники не лгут и душа все же существует. Она попадает сюда, в мир смерти, на Марс. Место, где встречаются мертвецы. Сначала Антипин. Кто еще? Санин? Багряк? Отец?!
– Я умерла, – сказала Зоя. На всякий случай. Если Ефрем Иванович не в курсе.
– Смерть – удел одиночек, – сказал Антипин.