ему мало верили те, кто находился по другую сторону фронта. Советская армия, ведя кровопролитные бои, продвигалась к границам Рейха. Около Британии сосредотачивался морской кулак, готовый нанести по острову удар такой силы, который вышибет рейхсвер на другую сторону пролива, а затем и вовсе оттеснит от побережья Франции. Старая добрая Англия и прекрасная Франция будут освобождены. А безумная страна взята в клещи Союзников, чтобы окончить свое существование в бессильных попытках взять реванш этим «чудо-оружием» – порождением воспаленного воображения бесноватого фюрера.
Союзники трагически недооценили способность германской нации к сопротивлению. Нацистский культ, массовые жертвоприношения в концлагерях, когда десятки, сотни тысяч заключенных шли под ножи жрецов СС, затянутых в черную форму с молниями, задыхались в газовых печах, заживо сжигались в огромных ямах, куда непрерывными потоками изливался напалм, а также удушающая атмосфера слежки всех за всеми, доносительства всех на всех – соседей на соседей, родителей на детей, а детей на родителей, вкупе породило некрополе такой мощи, какое не видывало человечество за всю свою историю. В свою очередь, некрополе породило «чудо-оружие» – ракеты серии «А».
Когда первые образцы ракет стартовали с испытательной площадки в Пенемюнде, никто не мог поверить, что эти неповоротливые туши, способные нести мизерный по массе боезаряд, почти переломят ход войны. И если все же чудом и кровью Союзников не переломят, то заронят в мысли американцев и европейцев опасные сомнения в такой уж дьявольской сущности некрополя, которое одаряет своих приспешников столь могучими чудесами.
Об этом и еще много о чем вспоминал Аркадий Владимирович, направляя «Истребитель» в сторону тьмы, выискивая на радаре корабль, который ему предстояло поразить. Все же поразить после десятков лет, которые прошли с тех пор, как отгремели последние залпы войны. Потому что для молодого лейтенанта Аркадия Гора война продолжалась до сих пор. Как не могла кончиться война до тех пор, пока не придано земле последнее тело погибшего солдата, так и для ветерана не могла кончиться война, пока не искуплен акт трусости, который был им допущен на поле сражения. И эту трусость не забыть, не прикрыть никакими медалями и орденами. Она жжет его, как огненное клеймо, поставленное на душу.
И тут раздался голос.
Даже два голоса.
Два предательских голоса, как будто одного недостаточно для того, чтобы вновь посеять в нем сомнение, неуверенность, страх.
– Не надо этого делать, Аркадий Владимирович, – говорит тихий женский знакомый голос.
– Вы не все знаете, товарищ Гор, – мужской, смутно знакомый голос.
– Аркадий Владимирович, вам нужно успокоиться и выслушать нас, – вещает предательский женский голос.
– Товарищ Гор, вы как бывший военный должны понимать… – начинает было мужской голос трусости, но это ошибка, и голос слишком поздно это осознает и затыкается.
Товарищ Гор все прекрасно понимает. Вот – истребитель. Вот – цель. И его успокоение наступит лишь тогда, когда они сойдутся в одной точке пространства-времени. Это всего лишь парадокс, почти эйнштейновский, что они разошлись с целью на десятки лет условно мирной жизни, когда он, товарищ Гор, пытался охладить пылающее клеймо труса, завоевывая для своей страны космическое пространство. Не жалея живота своего. Который он однажды все же пожалел.
– Мы изменили «Уничтожитель», – говорит женский голос трусости. Трусость горазда на придумки. – Он больше не опасен для Марса. Он – ключ к его возрождению.
Для Марса?! При чем тут какой-то Марс! К дьяволу Марс! Вокруг – война. Битва. Смерть, кровь, грязь, страдания. О да! Это – Марс, если вы имеете в виду именно это. Бог войны.
Так он и знал! Чернильная тьма приобретает форму. Сигарообразный силуэт с выступами стабилизаторов. Конечно, а как еще может выглядеть «Уничтожитель»? Чудо-оружие тысячелетнего Рейха, пробудившего к жизни такие чудовищные силы, с которыми, продлись его существование еще несколько лет войны, не смог бы совладать и он сам со своими черноформенными жрецами СС. Сигарообразные тела… они взлетали сотнями со множества стартовых площадок, ведь Пенемюнде был всего лишь испытательным полигоном, колыбелью для А-2, А-3, А-4 – все более совершенных, стремительных и неуловимых. И все более мощных. Последние модификации А-5 вполне могли превратиться в космические ракеты, и реши Рейх, что это ему необходимо, то первым космистом Земли стал бы не Гагарин, а… страшно даже подумать кто. Вполне достаточно, что первой цветной телепередачей, отправленной в космос, стало выступление бесноватого фюрера на грандиозном шабаше, устроенном нацистами в Нюрнберге.
Аркадий Гор прекрасно помнит, как впервые увидел взлетающую стаю ракет. Это были еще А-3 – тяжеловесные, распухшие, почему-то окрашенные в черно-белую шашечку, напоминающую знак такси, будто их действительно кто-то вызвал и ждал, чтобы добраться из дома до вокзала. Такси… если они и могли кого-то перевезти, то исключительно из жизни в смерть. Огромное поле, усеянное торчащими, как странные иглы, телами ракет, к которым тянулись заправочные шланги, перекачивая топливо из подземных емкостей, а между ними снуют люди в полосатой одежде с редкими вкраплениями черных фигур. Заключенные. Смертники. Подлежащие немедленному уничтожению, как только последняя ракета оторвется от земли. Своим страданием усиливая некрополе, которое здесь обретает почти физическую упругость.
Их эскадрилья должна была сопровождать дальние бомбардировщики «летающие крепости», чьей задачей и являлось обрушить на это поле сотни
