твой собутыльник, пан судья приедет, он тебя и подберет. А мне с тобой возиться некогда, я здешний инженер, я провожу срочную инспекцию». После он пхнул своего хлопа в спину, крикнул: «Работать! Шнель!», тот взялся грести. Они поплыли вон туда, — тут Драпчик показал, куда, потом сказал: — Это все. Вот я вас со вчерашнего и ждал. И дождался, язва мне в бок!
Ат, думаю, какое дело хитрое! Но ничего, мы и не такие распутывали. Больше я уже ничего у Драпчика не спрашивал, сказал, что пора ехать дальше. Взяли мы хоругвь, посели в челн и поплыли. Но не туда, куда инженер, а прямо в обратную сторону.
И что вы думаете? Скоро пошли совсем знакомые места, а воды там было столько, сколько всегда бывает, местами даже меньше. А после показались Зыбчицы. Эти мои сразу стали радоваться, петь свою дурную «Дрынцы-брынцы», а Драпчик, как варьят, размахивал хоругвью.
Один я сидел тихо, молчал. Мне, конечно, тоже было радостно, но как-то по-особому. Потому что я прекрасно понимал, что наши беды еще только начинаются.
Но ладно об этом! Что я, ворон, что ли, чтобы накаркивать? Так что дальше было так: воды становилось все меньше и меньше, а у самой Згодной Брамы она совсем кончилась. Вышли мы из челна и уже своим ходом вступили в Зыбчицы. Шли по улицам — первым Драпчик, он несет хоругвь, я иду под хоругвью, за нами стрельцы, — а по сторонам стоял народ и как-то очень странно на нас поглядывал. При этом многие из них по своей злобной привычке безмолвствовали, и только некоторые, самые впечатлительные, выкрикивали всякое…
И из этого всякого я вдруг понимаю, что нас в Зыбчицах не было, страшно представить, целый месяц! Вот тебе на, пан Галигор! Вот ты в Драпчиковы пять дней верить не хотел, а теперь на тебе тридцать! Ох, голова кругом идет! Ох, я не знаю, что и делать! Выхожу я на Соймову площадь и думаю: на ком бы это зло сорвать, чтобы самому от зла не задушиться?!
И тут, как говорится, на ловца и зверь бежит — идет ко мне наш каштелян пан Ждан Белькевич и говорит: дальше проходу нет, там собаки стреляют. Какие, говорю, еще собаки, докладывай, пан Ждан! Он мне и доложил — кратко, четко, но и не без яда. Начал он с того, что те стрельцы, которых я здесь на пана Хвысю оставил, они же за мое отсутствие совсем распоясались. Стали грабить, пьянствовать, безобразия на улицах устраивать. На третий день пан каштелян не вытерпел, собрал три десятка панов и подпанков — и дал им на рыночной площади бой. Стрельцы бежали, затворились в Доме соймов… И с той поры так повелось: пока светло, они сидят у себя в Доме, каштеляном осажденные, Дом крепкий, каменный, их оттуда не выбьешь, не выкуришь, а как только стемнеет, они выходят на разбой. Говорят: это они делают вылазки. За харчами и за питьевой водой — у них же в Доме воды нет, только водка и вино, они все время пьяные, о чем с ними столкуешься?! Вот они и грозят каштеляну, что будут биться до последнего, пока Великий князь сюда не явится, пускай тогда, они кричат, он полюбуется, как его подлый народ на его верных защитников кидается!
Вот какие я нашел тогда дела. Вот что мне пан каштелян тогда поведал. Посмотрел я на него, посмотрел я на Дом соймов, на его стены крепкие, на окна узкие, на аркебузы, из окон торчащие…
И сорвал свое зло! Заорал:
— Ат, ты!… — ну, и так далее, это я на каштеляна.
Потом на Драпчика, примерно в тех же выражениях. Чую, немного полегчало, но еще не очень. Тогда я отдаю такой приказ:
— Вот что, пан ротмистр! Видишь этот Дом? А вот боевая задача: вверенными тебе силами взять приступом это осиное гнездо!
Пан Драпчик:
— Разве это можно? Да у меня всего шесть человек!
— А остальные где?!
Пык, мык, крыть нечем. Он молчит. А я еще грознее продолжаю:
— Выполняйте приказание, пан ротмистр. Через два часа приду, проверю!
Но ходить пешком мне не пришлось. Оборачиваюсь, вижу: выбегает на площадь мой Генусь, ведет Грома под уздцы. Вот это верный человек! Не секретарь, а просто кусок золота! Сел я на Грома, понукнул — и галопом поскакал домой, до моей любой Марыльки. Какой я тогда радый был!
А она была какая! Она…
Короче говоря, никуда я из дома не пошел. Вот уже три часа миновало. Марылька еще спит. А я тихонько слез на самый краешек, достал допросную тетрадь и, по свежей памяти, записал все как было. Теперь я думаю, как мне быть дальше. Великий князь вот-вот приедет, а у меня ничего не готово. Марылька говорит: «Голик, не печалься. Все с Божьей ласки наладится, будешь ты еще Зыбчицким старостой». Как будто я о старостве мечтаю! Да и какой из меня староста, если я честный человек? Как я буду взятки брать и все такое прочее? Нет, уж лучше пусть пан Юрий возвращается. Здесь, по закону, все его, наследное. Да только где этот пан Юрий? Как в Златоградье ушел, так и сгинул. Давно уже, лет пять, а то и шесть тому назад.
Глава девятая. ПАН ПАРАМОН
Раньше меня называли пан Юрий. Теперь же, после гибели отца и старшего брата, я имею полное право именоваться князем Юрием. Но так меня еще
