минимум на пару минут.
Бойцы, идущие следом, быстро проверяли помещения. Вадим завернул за угол и увидел два распростертых на полу тела, парочка успела выскочить из комнаты, укрывшись от первой гранаты, но попала под разрыв ещё двух. Токарю даже не пришлось стрелять, оба боевика были в отключке. В комнате лежало их оружие и кейс со снайперкой.
– Всё, Илья, мы их взяли. Это наши стрелки, оружие при них. Здесь, кстати, замаскированный тайник, как раз под двух человек.
– Винтовку – мне, – не забыл напомнить Буратино.
– Я же обещал, – усмехнулся Вадим. – Думаю, тебе понравится, она действительно красавица. А вообще, тебе надо женщину найти, мужик ты видный.
– Между прочим, Токарь, – как-то странно произнёс Илья, – я уже нашел. Только обещай не психовать.
– Не буду, – пообещал Вадим, хотя он уже догадался, что скажет его друг.
– Я встречаюсь с твоей двоюродной сестрой, – признался тот.
– Ну и молодец, – одобрил Токарев. – Она хорошая девушка, не обижай её, а то я тебе оптические прицелы подсвечу.
– Понял, учту, – усмехнулся Буратино. – Ладно, тащите гаденышей и красавицу мою принеси.
– Сейчас выходим, – отозвался Токарев.
Вадим заглянул в потайную комнату. Пустое помещение, в глубину чуть больше метра. Видимо, тут когда-то что-то прятали – искусственная стена и ход за ковром. Если не знать, хрен найдешь.
Закрыв футляр с винтовкой, Вадим сделал знак бойцам, и те, подняв ещё не отошедших от шока боевиков, потащили их к выходу, он же спокойно пошёл следом, прихватив оружие.
– Дай посмотреть, – тут же потребовал Илья, выхватывая кейс с винтовкой и устраиваясь прямо на деревянном крыльце. На задержанных «бородатых» он даже не посмотрел.
– Играйся, – усмехнулся Вадим, глядя, как снайпер бережно гладит ложе из карбон-кевлара и вороненый ствол.
– Ты был прав, Токарь, она прекрасна. Патронов только маловато, всего сотня.
– Ничего, с твоими навыками на роту противника хватит. Нажмем на Калюжного, он ещё на кого-нибудь нажмёт, поищут тебе таких патронов. Ладно, поехали, надо этих гаденышей допросить, причем аккуратно, чтобы успеть к двенадцатичасовому выпуску новостей.
– А чего ты хочешь? – оторвавшись от созерцания винтовки, спросил Буратино.
– Пусть каются в прямом эфире, – бросил Вадим, – расскажут всё честно, получат быструю и легкую смерть. Ну а если нет, то и суда нет… Кстати, у нас его и действительно нет.
Пленники, которых бойцы бросили на землю прямо у бэтээра, завозились. Увидев это, Токарев направился к ним.
– А мы звереем, – бросил ему вслед Буратино, – ещё немного – и станем такими же, как эти.
Вадим обернулся:
– Да, Илья, мы звереем. Мы звереем, чтобы другим не пришлось. Чтобы с таким зверьём справиться, приходится самому звереть.
– А что будет, когда всё это закончится? – резонно спросил заместитель. – Куда нам деть эту звериную натуру?
Токарев только усмехнулся:
– Илья, ничего не закончится, никогда не кончается, отобьём Москву, найдётся Иваново, закончится Иваново, с Рязанью поцапаемся, и так до бесконечности. Мы умрем раньше, чем наш зверь перестанет быть нужен. Нет для нас светлого будущего. – Токарь отвернулся от бойцов и присел на корточки рядом с пленными боевиками. – Всё слышали?
Тот, что был помоложе, кивнул.
– Я всё сделаю, – прокаркал он, – все честно расскажу.
– Пощады не будет, но пулю в затылок получишь, – пообещал Вадим, – отправишься к своему Аллаху как мужчина со всеми причиндалами. А ты что скажешь?
Лечо молчал и только с ненавистью сверкал глазами.
– Крепкий, ну да ничего, мы таких научились уговаривать, – с угрозой бросил Вадим, – не расколешься, не попадёшь в рай, повесим. У вас вроде не попадают к Аллаху те, кто умер от рук неверных не пролив крови.
И тут Лечо дрогнул:
– Всё скажу.
– Вот и хорошо, – поднимаясь, бросил Токарев. – Ребята, грузите задержанных и к телецентру, у нас эфир.
В студию набилось человек десять. Оксане вести выпуск не дали, её место занял Вадим, который фактически вёл допрос в прямом эфире, пленники честно отвечали на поставленные вопросы, рассказывали кто и зачем их сюда отправил. Сознались они и в покушении на Калюжного, и в том, как убивали людей по пути. Через пятнадцать минут их исповедь кончилась, и обоих вывели во двор. Дали помолиться, поставили лицом к стене.
