– Никто!
При этом интонация, мимика и жест Гаани обозначили глубочайшее презрение. Однако меня, конечно, этим было не запугать:
– Так все считают, да? А скажи мне: почему? Потому что некрасивые, глупые или что?
Задачка была, наверное, предельной для интеллектуальных возможностей моей неандертальской собеседницы – объяснить нечто само собой разумеющееся, то, над чем никто никогда не задумывался.
– Э-э-э… Сам не видишь, какие эти ханди противные?!
– Ну, не красавицы, конечно… – признал я. – Но в целом бабы как бабы: если лицо шкурой прикрыть, то, наверное, вполне можно употреблять по назначению, а?
– Вот и трахай их, как последний лахуз! – Гаани просто захлебнулась от возмущения. – С виду сильный мужчина, а заглядываешься на вонючих ханди! Знала б, что ты такой, ни за что б не дала!
– Но-но, полегче! – снизил я тональность до субконтроктавы, имитируя гнев. – Ты на кого лахузом дразнишься, мымра тощая?!
Тут надо было не переиграть: по моим представлениям, почерпнутым из книг по этологии, настоящий самец-доминант никогда не унизится до скандала с самкой. Просто накажет ее или отшвырнет и забудет. «Опыта у меня мало, блин! Как же это сделать?!» Ответить разумом на этот вопрос я не смог и просто доверился древним инстинктам. Равнодушно глядя в сторону, быстрым кошачьим движением вскинул руки, ухватил ее за голову и слегка повернул – еще чуть-чуть, и хрустнут шейные позвонки. В этой позе она пробыла недолго – только чтобы успеть осознать и понять. А потом я ее отпустил и, слегка подтолкнув, буркнул:
– Вали отсюда! Что б я тебя больше… Вон ту – толстую – позови!
– Прости меня, Унаг! – издала она надрывный стон из глубины души. – Я… Мне… Больше никогда!..
Однако я уже как бы забыл об инциденте и задумчиво сопел, разглядывая двух не очень молодых кроманьонок, возившихся со шкурой.
– Да-а… А они детенышей рожают?
– Рожают, рожают, Унаг!
– И кого рожают? Людей или ханди?
– Ну… Когда как… Не знаю…
– А по-человечьи говорят?
– Они же не люди, Унаг! Они же вонючие ханди!
– А? – грозный самец как бы очнулся и удостоил партнершу мимолетного взгляда. – Ты еще здесь?! Я же сказал: отвали! Позови ко мне толстуху.
– Она старая, глупая и не умеет доставить удовольствие! – раздался в ответ страстный шепот. – Она тебе не понравится!
– Угу, а ты, значит, умная… Кажется, я спросил, говорят эти ханди или нет?
– Не знаю!
– Иди отсюда! – вяло отмахнулся я. – Не зли!
– Те, кто живет у нас долго, понимают некоторые слова!
– Да? А какая из ханди находится здесь дольше всех? Кого поймали раньше?
– Зачем тебе?..
– ?!!… – Многозначительного взгляда хватило для продолжения диалога.
– Вон та старуха горбатая! Она тут была всегда!
– Ее имя (обозначение)?
– Тоб-лу, кажется…
– Приведи ко мне – прямо сейчас, – потребовал я. – Желаю говорить с ней!
Гаани кинулась исполнять приказание. Заказ был доставлен буквально через пару минут – разъяренная неандерталка пинками гнала перед собой пожилую кроманьонскую женщину. Передо мной она схватила ее за волосы и мощным рывком поставила на колени – в «позу подставки».
– Возьми ее!
– Ага, вот сейчас все брошу… – пробурчал я. – Гаани, любимая, кажется, я объяснял тебе, что в нашей земле ханди не водятся. Мне нужно все узнать о них, чтобы рассказать моим людям, когда вернусь.
– А ты заберешь меня с собой?
– Разумеется! Какие могут быть сомненья?! А сейчас не мешай!
– Не буду…
– Встань! – приказал я кроманьонке и величественным жестом почесал пах. – Ты понимаешь язык людей?
– Понимаю…
– Это – хорошо, – удовлетворенно кивнул я. На глаз этой полуседой старухе было, наверное, слегка за тридцать. – Ты давно живешь среди людей?
