свободной рукой. Однако я мысленно послал его куда подальше, глубоко вдохнул и выдохнул воздух. А потом…
А потом с двух разгонных шагов рыбкой нырнул в дыру входа. Внутри благополучно сделал кувырок (места хватило!) и вскочил на ноги. Возле светлого пятна входа обрисовалась невнятная фигура с палицей в руках. И эта фигура, очухавшись после промаха, сразу же поперла на меня. И разум мой немедленно соскочил с резьбы: «На меня?!»
Никакого бокса или карате-до я изображать не стал. Просто бил. Руками и ногами. Кроманьонец такого же веса и комплекции давно бы превратился в мешок с костями, а этот бета-самец держался! Даже атаковать поначалу пытался! Он держался больше тридцати секунд. Но меньше сорока…
А я бил. Пока не устал. Тогда остановился, стал дышать и осматриваться.
По ходу дела мы выбили несколько опор, и крыша, она же стены жилища, скособочилась, но не рухнула. От входа осталась узкая щель над самой землей, зато дыра дымохода вверху стала гораздо больше. Оказалось, что я стою в холодной золе очага, которым, вероятно, давно не пользовались.
– Тогги!
А в ответ тишина.
– Тогги!
– Я здесь… – и всхлипы.
– Иди сюда!
Она подошла – сгорбленная, плачущая. Левой рукой я схватил ее за шею и пригнул к земле, а правой стал черпать золу из-под ног и мазать ей лицо, волосы, плечи. Потом отпустил захват:
– Иди! Вылезай наружу!
Она исполнила приказание. Раздвинуть жесткие задубелые шкуры она не смогла. Пришлось лечь на живот и ползти. А я смотрел.
Она выползла уже почти по пояс, когда это случилось. Тихий, ни с чем не сравнимый хрустящий звук. Короткий стон. Ее ноги судорожно задергались. И все затихло. Что и требовалось доказать…
Я охотно сделал бы на этом «рекламную паузу», но ритм событий сбивать было нельзя. Пока он есть, этот ритм.
Ухватив край шкуры, я рванул ее вниз, пнул ногой опору и выпрыгнул наружу. И успел застать «немую сцену», когда Рах стоял и пытался понять, кого же он пришпилил к земле своим тяжелым копьем? Кажется, это не соперник Таб и не пришелец по имени Унаг. А кто?
Он выдернул копье, перевернул труп на спину.
Смущение, недоумение, оторопь…
Редкая толпа зрителей возникла как бы сама собой. Все эти люди были рядом и исподтишка наблюдали за развитием событий. А теперь проявились и приблизились – всем было интересно, чем кончилась очередная разборка между сильными мира сего. А перемазанная пеплом Тогги смотрела в хмурое небо широко раскрытыми глазами…
И вдруг топот босых ног. Мужчина подбежал, оттолкнув кого-то с дороги, и замер как вкопанный возле трупа. Это был лахуз – тощий, длинный и лохматый. Возможно, тот самый, которого я поднимал за волосы для беседы.
С хриплым стоном он упал на колени, дрожащей рукой стал трогать ее испачканные волосы и лицо. Наверное, оно казалось ему бесконечно прекрасным… Потом он скрючился в приступе то ли кашля, то ли рыданий. Однако продолжалось это недолго:
– Вот теперь можешь взять ее, Гурка, – раздался чуть насмешливый голос. – Теперь она – твоя!
От неожиданности, от цинизма услышанной фразы даже я содрогнулся: «Кажется, это Рах уже пришел в себя. Он чувствует себя виновным и пытается самоутвердиться».
Гурка, стоя на коленях, распрямился и уставился на убийцу. Секунда, другая…
Опять расслабился, согнулся, погладил ладонями грудь и лицо Тогги.
И вдруг…
– И-И-А-Р-Р-А!!!
С хриплым надрывным криком Гурка вскочил и кинулся на Раха. Тот отбросил копье и встретил противника голыми руками.
Рык, хрип, хруст…
И все кончилось – тело лахуза рухнуло на землю, дернулось несколько раз и затихло. Надо полагать, навсегда.
Несколько секунд Рах стоял и смотрел на дело рук своих. А потом начал медленно сгибаться, держась за живот. Опять распрямился…
И все увидели, что из его живота чуть ниже ребер что-то торчит.
С коротким стоном Рах – субдоминант и бета-самец – выдернул костяной стилет и бросил на землю. Зажав рану руками, согнувшись, он повернулся и попытался куда-то идти. Однако, сделав несколько шагов, остановился, опустился на колени, а потом медленно завалился на бок. Он не упал, а как бы прилег, свернувшись калачиком, подтянув колени к подбородку.
«Проникающее ранение брюшной полости, – механически констатировал я. – В здешних условиях с жизнью не совместимо. Если повезет, умрет быстро, но это вряд ли…»