Пока варварский вождь соображал, сияние чуть поблёкло, и некоторые тела начали проявлять признаки жизни.
– Что это с ними, сэр?
– Действие заклинания заканчивается, нужно уходить.
– И никого не возьмём с собой?
– А чем кормить?
– Эльфийской кониной. Конями то есть.
– Хорошо, заберите тех, на ком доспехи побогаче. Но не увлекаться, понял?
– Так точно, сэр! Мы это мигом!
Маркиз Гийом де Рамбуйе очнулся в полной темноте. Всё тело немилосердно болело, в голове поселились пьяные кузнецы с огромными молотами, использующие виски вместо наковальни, и откуда они там взялись, неизвестно. Вообще ничего не известно. Последнее воспоминание – хлестнувший по ушам грохот и залитое кровью лицо длинноухого телохранителя. А что сейчас? И где это сейчас?
А ведь так хорошо всё начиналось – удалось выманить гарнизон замка из-за стен и выставить против них гномов. Коротышек не жалко – их Беньямин Восьмой третий месяц не отвечает на требования увеличить ежегодный пенсион вдвое, так что каждый убитый гном хоть немного уменьшит расходы. Немалые расходы!
Маркиз застонал, представив требуемую эльфами сумму, и тут же стало чуть светлее. Телохранитель, убравший с лица господина мокрую тряпку, сдержанно поклонился:
– Скоро взойдёт солнце, ваша светлость, и мы сможем продолжить путь.
– Помоги встать. – Голос дрожал. – Слышишь?
– Вам нельзя вставать, сэр.
– Будешь мне указывать, урод?
Телохранитель опустил взгляд и прошептал:
– У вас не на что вставать, милорд…
– Ты что городишь? Куда они делись? Я не чувствую боли! – Попона, заменившая одеяло, отлетела в сторону, и спустя мгновение де Рамбуйе завыл так, что шарахнулись привязанные к дереву кони.
– Эльфы остановили кровь и напоили вас отваром дурман-травы, сэр.
– Где они?
– Ушли в Весеннюю Степь, сэр.
Ушастые ублюдки… не смогли сберечь господина и предпочли выпустить себе кишки, ибо бесчестье у эльфов смывается кровью. Чаще всего вражеской, но в этом случае – собственной.
– Сколько их было?
– Трое.
– А остальные?
Телохранитель замялся, но был подстёгнут криком:
– Рассказывай!
Да, начиналось всё просто прекрасно – оклендхаймцы схватились с гномами у осадных башен, предусмотрительно оставленных поближе к стенам, и эльфы совсем было приготовились обрушить на тех и других тучу стрел, как вмешалась сама судьба. Сначала какой-то сумасшедший с воинственным воплем «Люсилла!» напугал лошадей, и стрелять с взбесившихся тварей стало невозможно, а потом он же с пятью воинами побежал точно через центр лагеря, расшвыривая костры и сбивая на пути палатки.
В войске маркиза подобрались люди горячие и вспыльчивые, так что завязалась грандиозная драка, причём каждый был уверен, что во всех бедах виноват именно сосед. А когда разобрались, то стало поздно – на лагерь обрушилось страшное проклятие.
Ну, поначалу-то оно не показалось страшным – все лишь заводили носами в поисках источников неприятных запахов, но когда начали валиться на землю, схватившись за живот…
– Вас мы отмыли в лесном ручье, сэр.
Что-то начало всплывать в памяти, но маркиз усилием воли отогнал воспоминания. Постыдные воспоминания.
– Дальше.
– И люди стали умирать, милорд. И эльфы умирали, и гномы. Они в первую очередь.
– Но ты же сказал, будто трое выжили?
– Шаманы, сэр. Только амулеты сгорели… Сначала их четверо осталось, а уж потом…
Это маркиз тоже вспомнил. И красное светящееся марево, опустившееся на людей. И собственную беспомощность. Бегство. Лесной ручей.
