Струившаяся тьма затапливала палубы, вливалась в окна иллюминаторов и обвивала корпуса. Редкие вспышки заклятий быстро гасли во мгле. Светящиеся эфирные связи угасли.
Гигантский колосс развел в стороны исполинские ладони. Наколдованный магами провал в реальности исчез вслед за потухшим разумом создателей.
Оплетенные тьмой галеры одна за другой обрушились вниз. Ни заклятия, ни намека на движение или попытку спастись. Деревянные гробы, набитые безжизненными телами.
Развернувшись, воплощение Прометея обратило свой единственный глаз на флот Ордена.
Сэптэм
Огненные порывы лижут обнаженную кожу стоящего на коленях человека. Секущий песчаный вихрь тысячами крохотных ножей сдирает с костей все новые и новые слои плоти. Выступающая кровь мгновенно спекается от жара.
Обреченный уже давно, быть может тысячи лет, не кричит и не катается по песку. С обгорелых губ уже не срывается истошный вопль. Обезумевший взгляд слепо смотрит сквозь пылающий мир, молча перенося всепроникающую муку. Кожа трескается и скукоживается от пламени, обнажая кровоточащее мясо. В наполненном страданием разуме гаснет последняя надежда, что держалась биллионы прошедших мгновений боли.
Но затем сквозь мглу огненного марева и безумия, в еще таящееся на самом дне сознание проникает искорка света. Из последнего усилия гибнущего разума рождается движение, и человек всматривается.
Сквозь пылающее пекло пустыни. Сквозь огненные облака, несущиеся по бесконечности из края в край. Сквозь падающий с пламенных небес град пышущей жаром гальки.
Зацепившись за ускользающую искру, человек встает и бредет. Ноги подгибаются, и он падает, катясь по углям раскаленных барханов. Но свет гаснет, живет свои последние мгновения. И человек встает на карачки и ползет, сколько может, к горизонту за последней искрой надежды.
Крейсер Военного Флота Ордена
Из боевой рубки капитан наблюдал, стиснув зубы и сжав до боли кулаки, за бесславной гибелью чародейского флота. Орудия его корабля продолжали бессмысленный огонь по колоссальной сущности. Снаряды один за другим пронзали очертания аватара, чтобы бесследно исчезнуть в глубине мрака.
– Пора оставить поле боя, сын мой, – послышался за спиной голос инквизитора. – Не твоя вина, что пока не в силах мы противостоять такой мощи.
– Другие корабли флота появятся здесь не раньше, чем через неделю, – мрачно произнес капитан. – А уже через несколько минут погибнут сотни тысяч горожан.
– Верующие сами лепят себе бога, а, создав, становятся достойны его. Так говорится в нашем Кодексе, – инквизитор крепко сжал плечо капитана. – Они сами выбрали свою участь, отринув помощь Ордена.
– А еще там сказано: не плюнь в просящего или подобная чушь, – встряхнув плечом, бросил капитан. – Еще не все мы сделали.
По сигналу к нему подошел, пошатываясь, помощник с пропитавшейся кровью повязкой на голове. Но рядом с капитаном офицер выпрямился и четко отдал честь.
– Объявите полную эвакуацию команды. Сажайте всех в спасательные шлюпки. Борту номер два: прикрыть отступление. И… подготовьте крейсер к самоуничтожению.
– Но, капитан…
– Выполняйте или будете отданы под трибунал, – процедил сквозь зубы капитан. – И проваливайте с моего мостика!
Замешкавшись на мгновение, помощник бросился вон из рубки, отдавая на ходу приказы другим службам.
– Сын мой…
– Не желаю слушать ваши отговорки, отец инквизитор. Можете осудить меня за ересь посмертно, – отрезал капитан.
– Я лишь хотел сказать, что для меня было честью служить Ордену вместе с вами, – смиренно сказал монах, по-военному отдав честь.
Сэптэм
Временами безумие снова накатывает, и человек кричит, поднимая в корчах тучи пепла и тлеющего песка. Но затем приходит в себя и бредет за почти исчезнувшей искоркой. Все сильнее бросается в обгорелое лицо огонь, но обреченный уже испытал безграничные страдания, опустошенный разум уже не знает ничего иного, кроме вселенной пламени, и теперь единственная мука – это мысль об утрате последней надежды.
Его путеводная звезда уже не сияет из-за горизонта. Едва заметная искорка горит в десятке шагов. Человек не видит, но чувствует, что из-за пределов мира поднимается некая сущность, что не желает его выпускать.
Но почти всесильное Нечто все же запаздывает. Человек делает последний шаг и исчезает из пылающего мира с последним лучом.
Лаборатория
Человек на мраморных ступенях открывает глаза. Он смотрит, но не видит. В глубине зрачков царит безумие, и единственная память, что ему доступна, все что он помнит – это вечность в пылающем мире.
