– Я отовариваюсь на рынке в Бостоне, – улыбнулась Мэгги. – Там и кассовых аппаратов нормальных нет.
– Скоро будут, – заверил ее Гэвин, растянув губы в подобие улыбки. – К девяносто четвертому году сканеры УТК будут повсюду… по крайней мере, в нашей стране.
Бедекер потер глаза и закашлялся от едкого дыма.
– Ладно, Том, допустим. Только сканер будет считывать код с консервированного супа или чипсов, а не с моего лба.
– Слыхал про лазерные татуировки? – тут же откликнулся Гэвин. – Пару лет назад Кит Фарелл, профессор Вашингтонского университета, изобрел лазерное ружье, чтобы метить рыб. Процесс занимает долю секунды, совершенно безболезненный и не оставляет видимых следов. Клеймо можно увидеть только в инфракрасных лучах. Государственные пособия уже выплачивают с литерами «Ч» или «Р», читай «чело» или «рука». Поверь, скоро правительство начнет метить самих граждан, дабы упростить процедуру.
– Зато на рок-концерты удобно станет проходить, – пошутила Мэгги.
Подставив лицо отблескам затухающего костра, Диди мягко продекламировала:
– Кто поклоняется Зверю и образу его и принимает начертание на чело свое или руку свою, тот будет пить вино ярости Божьей; и будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем, и дым мучений их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью преклоняющиеся Зверю и образу его и принимающие начертание имени его. Откровение, глава четырнадцать, стих с девятого по одиннадцатый, – пояснила она.
– Ничего себе! – ахнула Мэгги с благоговейным восторгом в голосе. – Вы помните всю Библию наизусть? Я в старших классах не смогла выучить и двух строф из «Танатопсиса» Брайанта!
Гэвин потянулся и взял жену за руку.
– Легче всего запомнить из Иоанна, глава третья, стих шестнадцать, семнадцать: «Не хочу смерти грешника. Уверуй в Господа Иисуса Христа, и спасен будешь. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир был спасен через Него»[1].
Несколько капель дождя упали в костер, и угли отозвались шипением. Небосвод померк, сделавшись черным, как стены каньона.
– Черт! – выругался Бедекер. – Плакала моя ночевка под открытым небом.
Лежа в тесной палатке, он думал про развод, чего в принципе старался не делать – слишком расплывчатыми и болезненными были воспоминания, как те два месяца в госпитале после крушения «F-104» в шестьдесят втором. Бедекер повернулся на другой бок, жесткая земля нестерпимо колола даже через мешок и подстилку. Рядом храпел Томми-младший, распространяя амбре «травки» и перегара. Снаружи по полотнищу забарабанил дождь. Неподалеку бурлила узкая, не больше ручья, речка Симаррон.
Официально развод состоялся в августе восемьдесят шестого, за две недели до двадцативосьмилетнего юбилея их свадьбы. Бедекер прилетел в Бостон на день раньше, вознамерившись погостить у Карла Бамбри, но забыл, что его с Карлом дружба уступает дружбе их жен. Пришлось ночевать в гостинице «Холидей инн» в Кембридже.
За два часа до суда Бедекер нарядился в свой лучший летний костюм-тройку, который Джоан обожала и два года назад самолично помогала выбирать. Внезапно Бедекера осенило, в чем явится Джоан. Едва ли она купит новое платье по такому случаю – куда его потом носить. Любимое белое платье и строгий зеленый костюм отметаются. Значит, остается сиреневое – достаточно легкое, но официальное, а Бедекер ненавидел сиреневый.
Он быстро переоделся в шорты, синюю футболку и теннисные туфли. Нацепил напульсник с застарелыми пятнами пота и швырнул на заднее сиденье ракетку и упаковку теннисных мячей. Усевшись за руль, позвонил Карлу и договорился на игру в его клубе в половине пятого, сразу после заседания суда.
Джоан пришла в сиреневом платье. Бедекер перекинулся с ней парой слов до и после довольно короткого процесса, но разговор мгновенно выветрился из памяти. Чего не скажешь об игре – Карл выиграл все три сета со счетом 6–0, 6–3, 6–4. Причем каждая партия запомнилась в подробностях. После матча Бедекер принял душ, переоделся, побросал пожитки в старую летную сумку и отправился на север, в Мэн.
В полном одиночестве побывал на острове Монхиган, куда поехал – как сам потом догадался – лишь потому, что об этом всегда мечтала Джоан. Задолго до переезда в Бостон, даже еще раньше, в хьюстонской жаре, Джоан лелеяла мысль пожить на уединенном островке у побережья Мэна. Так они туда и не выбрались.
Особенно Бедекеру запомнилось возвращение с часовой лодочной прогулки на «Лауре Б». В двух милях от берега суденышко вошло в полосу тумана, вода оседала каплями на обводах и тросах. Все разговоры на борту стихли; даже малышня на корме забросила игры. Последние десять минут пути проделали в полной тишине. Проплыли мимо потрескавшихся бетонных плит-волнорезов и завернули в гавань. Крытые серой черепицей дома и мокрый причал то появлялись, то исчезали в капризном тумане. Над головой парили чайки, ныряя в кильватер и разрывая тишину пронзительными криками. Одиноко стоя у левого борта, Бедекер заметил на пристани людей, которых поначалу принял за изваяния – настолько застывшей была их поза. Лишь когда туман рассеялся, глаз различил яркие спортивные рубашки, панамы и даже марки фотоаппаратов, висевших на шее у «статуй».
Зрелище оставило странное чувство. Позже, правда, выяснилось, что толпа собирается встречать лодку дважды в день: туристы, что возвращаются на большую землю, островитяне, приветствующие гостей, наконец, отдыхающие, которые не знают, чем себя занять в отсутствие электричества и приходят просто поглазеть. Бедекер провел на острове три дня: читал, спал, исследовал тропинки и друидские леса, но не запомнил ровным счетом ничего, кроме
