неудобно. Подполковник сказал:
– Можно вас попросить, чтобы солдата моего покормили в столовой?
– Водителя вашего? – переспросила секретарша. – Да уже кормят, мы и сами догадались. А как же!
– Спасибо, – сказал подполковник, улыбаясь.
Женщины вышли, пообещав вернуться с горячим.
Мужчины выпили по второй и стали закусывать.
– Так, – сказал директор совхоза, – давай теперь, участковый, не для протокола. Тут все свои, я отвечаю. Выкладывай, как дело было.
Участковый замялся. Директору совхоза он верил безоговорочно, знал его много лет. Парторгу не верил вообще, так как тоже знал его много лет. Подполковник вроде хороший мужик, но мало знакомый. Но вот парторг… А хотелось рассказать, как было. Это слишком сильно давило, угнетало, тревожило, хотелось этим поделиться, и именно с мужиками. Фельдшер, кстати, запил, видно, что-то подозревает.
Как ни странно, выручил именно парторг. Он спросил прямо:
– Давай начистоту, за вампиром гонялся?
– Вы что, серьезно? – удивился подполковник. – До меня дошли эти слухи, но чтобы милиция, партийная организация…
– Говори, – директор совхоза улыбнулся, подбадривая.
– Ну, гонялся, – признался участковый.
– Я понимаю, тебе трудно говорить, – сказал директор совхоза, – а нам клещами из тебя тянуть тоже не очень приятно. Давай так, выпьем еще по одной, закусим, ты с духом соберись и нам расскажи. Тебе же легче будет.
– Я его сам видел. Сам. Своими глазами. Не верите? Я понимаю. Сам бы не поверил, – проговорил участковый.
– Ты говори, говори, мы слушаем, – подбодрил еще раз директор.
И участковый стал рассказывать. От водки прошла естественная скованность в присутствии начальства. Да и начальство слушало без насмешек, без глумления, с сочувствием, как свои мужики. И хотя история получалась совершенно дикая, в нее нельзя было не верить. Ну не стал бы участковый так художественно врать. Не смог бы, даже если бы захотел. Он не придумал бы всех этих подробностей. Он не побледнел бы, рассказывая, как в комнате изменилось все, даже запах. В одну секунду. Такой запах никак, никакими духами создать нельзя. И за секунду испариться тоже нельзя.
Он, конечно, не сказал, что они выходили из комнаты, эта откровенность была бы чрезмерной. И он ничего не сказал про женщину. Просто не упомянул об этом, сказал просто, что Фролов там был, а потом вдруг исчез. Что, по сути, было правдой. Ну… частью правды, но не враньем. И что дурить так голову, появляться, исчезать обычный человек не может. И донести раненого солдата до дома фельдшера за минуту тоже простой человек не может. А так получается, потому что участковый всю дорогу бежал не останавливаясь, а когда прибежал, фельдшер уже успел осмотреть раненого, сделать укол, наложить жгут, обработать сквозную рану, приступить к перевязке. Это не пять минут и не десять. А еще надо было раненого занести в медпункт, осмотреть. Руки помыть… Когда он успел? Получается, доставка вообще была почти мгновенной.
– Может, я с ума схожу? – сказал участковый.
– А кто сейчас нормальный, – подбодрил директор, – вот меня хоть прямо сейчас можно в дурдом забирать.
– А танковым полком, – добавил подполковник, – вообще нормальный человек командовать не может.
Тут они оба повернулись к парторгу, и директор сказал:
– Так, ты, парторг, молчи. Тебе такие вещи не положено говорить.
Парторг и так молчал. Он был до такой степени подавлен услышанным, что сказать ничего не мог.
– Надо бы нам этого вампира как-то поблагодарить, раз он нам солдата спас, – сказал подполковник. – Но так, по-нашему, по-советски поблагодарить, без этой мистики гнилой. Я вот так думаю, у меня в машине хороший значок есть, советские танковые войска. Гражданским можно носить. Просто отличный значок. Может, ты, участковый, как-то бы передал ему от меня? А если у тебя галлюцинации, а скорее всего, так оно и есть, ну… не знаю. Мальчишке какому-нибудь отдашь.
Участковый кивнул, мол, да, конечно.
27. Подполковник едет в часть
Подполковник возвращался к себе, за окном машины проходили поля, хлеб уже убрали, по стерне ходили коровы. Пастух сидел в холодке под деревом у лесополосы, стреноженная лошадь ходила рядом, пощипывая стерню. Потом пошла бахча, арбузы.
Поля уходили от дороги ровными, аккуратными полосами довольно далеко, примерно на километр. По краям их шли оросительные каналы из бетона, приподнятые над землей. Между полями – грунтовые дороги, чтобы автотранспорт мог подъехать к месту уборки.
