После нескольких новых ударов на щите Олега под умбоном образовалась трещина; левая рука онемела, по ногам разбежались мурашки беды, так же как когда-то его пятнадцатилетнего, пытавшегося плыть против течения на Волге, затянуло в водоворот. Дыхание сбилось, кровь в висках стучала громче монгольских бубнов, по-прежнему разрывавших воздух. Олег понял, что ему страшно. Очень страшно. Секира стала неимоверно тяжелой, пришлось бросить ее на землю и вытащить меч.
Тут что-то змееподобное развернулось в воздухе. Он успел понять: аркан, но реакции хватило, только чтобы отшатнуться. Веревка захлестнулась вокруг шеи Сполоха. Тот нервно всхрапнул и повернул испуганный глаз на Олега.
Олег потянулся мечом к веревке – перерубить, однако не мог: то ли аркан был натянут слабо, то ли удару не хватило хлесткости. Тогда меч полетел вслед за секирой, в руке оказался нож, и только им Олегу удалось освободить коня.
Монголы, на счастье, чуть промедлили, вместо того чтобы на него броситься вновь. Олег успел оглядеться, его взгляд выхватил из хаоса боя изумительнейшую картину: немолодой ордынец и один из Олеговых юнцов-дружинников, сцепившись друг с другом, дошли до ножей, и теперь каждый держал противника за кисть, не давая нанести последний удар. Они яростно дышали друг другу в лицо, думали, может, не пришли ли пора кусаться, а их лошади – красивый вороной жеребец и аккуратная пегая кобылка, притиснутые другу к другу, – напротив, приязненно обнюхивались и время от времени слегка прихватывали друг друга зубами.
Неожиданно эта картинка – ирреально мирная – прогнала приступ апатии. И когда со стороны реки донеслось противное «тын-н-н» отпущенной тетивы, нейромашинка опять сработала нормально. Он обернулся на звук и увидел стрелу: она летит, медленно поворачивается вокруг своей оси, вибрирует ее оперение. Но нагнуться к земле за мечом и отбить ее он уже не успевал, а ловить на глазах у всех не хотелось. Поэтому он всего лишь сбросил себя из седла на землю, а пущенная ему под нагрудную пластину стрела пролетела над спиной Сполоха.
Оказавшись на земле, Олег первым делом попробовал вытащить из-под конского трупа свою секиру, но не мог. Помочь ему было некому: вокруг уже не осталось своих. Двадцать минут он не командовал и не подавал пример, как надо действовать, – и бой превратился в свалку, и монголы сразу же воспользовались численным превосходством.
Отходили не все. Двое телохранителей монгольского командира развернулись и направили своих коней в сторону Олега, одновременно опуская копья.
Олег вздохнул, отпустил рукоятку неподдавшейся секиры и хлопнул по шее Сполоха, чтоб тот убирался подальше. Потом опустился на колено, упер щит нижним углом в землю, устроил к нему из обломка копья упор, еще долгих три секунды размышлял, какое из нацеленных на него копий ударит первым. И даже успел решить, что все равно не проткнут, так затопчут.
Но тут где-то позади тренькнула тетива, затем, почти без перерыва – снова. И этот звук Олег узнал. Не мог не узнать. В нем действительно было что-то похожее на игру Стива Харриса и вой волка. Он помнил его с тех времен, когда вместе с Сигизмундом Орвицем, алхимиком Гуго фон Лихтенштейна85, впервые опробовал эту тетиву во дворе княжеского замка на краю Венского леса. Результат оказался бесподобным, и Орвиц, не переставая, хвалился перед Лихтенштейном. С его слов выходило, что он нашел-таки рецепт точности лука: трое суток вымачивать тетиву в слюне кабана, накануне покалечившего человека. Олегу эта легенда нравилась; он почтительно поддакивал, хотя пропустили тетиву через молекулярный модификатор, замаскированный под обычный для того времени кальцинатор алхимика, и она по своим качествам сравнялась с тетивой профессионального спортивного лука, изобретенного одиннадцатью веками позднее.
Разглядеть пущенные с этой тетивы стрелы Олег не мог, но увидел результат: один из пораженных ордынцев неестественно наклонился в сторону, потянул, умирая, всем своим весом повод, его конь отвернул и промчался мимо. Второго – уже мертвого – прямо на Олега несла лошадь, но копье погибшего опускалось все ниже, потом воткнулось в землю, и монгола выбросило из седла. Лошадь чуть не потеряла равновесие, но все-таки удержалась на ногах. Олег не успел увернуться – удар!
Его отбросило метра на три, и после падения поначалу ему показалось, что голова лежит отдельно – шеи как будто не было. Наконец ощущения стали возвращаться. В ушах гудело, под веками появились красно-оранжевые молнии, во рту – вкус земли. Он открыл глаза и увидел Нормана, стоявшего шагах в ста от него рядом со Сполохом. Он держал наготове лук и поминутно переводил взгляд с монгольских всадников, еще оставшихся на левом берегу Трубежа, на Олега. Рядом с ним стояли три воина, по виду из испытанных ветеранов, но на Нормана глядели с исключительным уважением.
