катились невысокие волны, а в его водах отражалось голубое небо.
В целом это был гибрид пятизвёздочного отеля и кондоминиума высокого класса; всё прекрасно оборудовано и очень удобно.
Не на что жаловаться.
Совершенно не на что.
Существует миф о том, что человек в основном общается невербально: что люди передают гораздо больше информации выражением лица, языком тела и даже, по утверждениям некоторых, феромонами, чем словами звукового языка. Но, как известно каждому подростку, это полная чушь: они могут часами висеть на телефоне без функции передачи видео, слыша лишь слова, которые произносит собеседник, и обшаться при этом без малейших затруднений. Так что, пускай моё новое тело в невербальном отношении и менее экспрессивно, у меня не должно быть никаких трудностей с тем, чтобы выразить даже самые тонкие свои нюансы.
Или я в этом просто себя убедил. Однако на следующее утро, по-прежнему в номере Карен, когда я снова посмотрел на её пластиковое лицо, на камеры её глаз, я обнаружил, что мне нестерпимо хочется узнать, о чём она думает. А если я не могу сказать, что творится у неё в голове, то наверняка и другие не могут сказать, что творится в моей. Так что я прибег к проверенному временем методу; я спросил:
— О чём ты думаешь?
Мы всё ещё были в постели. Карен ответила, не глядя в мою сторону:
— Я думаю о том, что могла бы быть твоей матерью.
Я почувствовал что-то такое, что не сразу смог опознать — это было ни на что не похоже. Однако через мгновение я догадался, аналогом чего могло быть такое ощущение: когда внутренности словно сворачиваются в клубок. По крайней мере, она не сказала, что годится мне в бабушки — а ведь технически так оно и было.
— Я думаю, — продолжала она, — о том, что мой сын на два года старше тебя.
Я медленно кивнул.
— Смешно, правда?
— Женщина моих лет с мужчиной твоих? Люди будут косо смотреть. Они скажут…
Я велел голосовому синтезатору рассмеяться, и он это сделал — несколько неубедительно, как мне показалось.
— Они скажут, что я с тобой ради твоих денег.
— Но это, понятное дело, полная чушь. У тебя собственных денег полно… э-э, ведь так? То есть, даже после процедуры у тебя всё равно осталось прилично, да?
— О, да.
— Честно?
Я сказал ей, сколько стоит мой биржевой портфель; я также сказал, сколько стоит принадлежащая мне недвижимость.
Она повернула голову и, улыбаясь, посмотрела на меня.
— Неплохо для молодого человека вроде тебя.
— Это не так уж много, — сказал я. — Нельзя сказать, что я
— Нет, — согласилась она. — Лишь чуть-чуть фривольно.
— И всё же… — сказал я, и мои слова повисли в воздухе.
— Я знаю, — сказала Карен. — Это безумие. Я почти вдвое старше тебя. Что у нас общего? Мы росли в разных столетиях. Даже в разных тысячелетиях.
Это было правдой и не нуждалось в комментариях.
— Но, — сказала Карен, по-прежнему пряча глаза, — я думаю жизнь — это не та часть путешествия, что осталась позади; это та часть, что ещё нужно пройти. — Она помолчала. — Кроме того, это сейчас мой возраст составляет 200% твоего; через тысячу лет это будет всего 105%. А ведь мы собираемся прожить эту тысячу лет, верно?
Я помолчал, обдумывая это.
— Я всё ещё пытаюсь уложить в голове истинное значение слова «бессмертие». Но, думаю, ты права. Думаю, разница в возрасте — не такое уж большое дело, если на неё взглянуть под таким углом.
— Ты правда так думаешь?
Я снова на мгновение задумался. Если мне нужен повод уйти, то сейчас была прекрасная возможность. Но если я не хочу уходить, то мы должны разобраться с этой проблемой раз и навсегда.
— Ага, — сказал я, — я правда так думаю.
Карен перекатилась на бок, лицом ко мне. Она усмехнулась.
