неограниченное медицинское обслуживание, хотя…
Я знаю, о чём он думает. Что мой бухгалтер — старина Ларри Хэнкок — несомненно, заметит… сколько? Миллионы? Да, это обойдётся в миллионы. Но Гадес всё ещё не улавливал суть.
— Нет-нет, вы не поняли. Теперь всё по-другому. Условия, на которых я согласился здесь поселиться, больше не действуют.
Голос Гадеса был бесконечно любезен.
— Мне очень жаль, сэр. Мы, без сомнения, организуем ваше лечение — и как можно скорее, поскольку я прекрасно понимаю нестабильность вашего текущего состояния. Но вы не можете покинуть Верхний Эдем.
— Вы должны меня отпустить, — сказал я сдавленным голосом.
— Мы не можем. Снаружи у вас нет ни дома, ни денег, ни личности — ничего. Здесь единственное место для вас.
— Нет, вы не понимаете.
— О, прекрасно понимаю. Послушайте — сколько вам лет?
— Сорок четыре.
— Подумайте о том, как вам повезло. Мне пятьдесят два, и я должен буду трудиться ещё много лет, но вы ушли на покой на один или два десятка лет раньше, чем большинство людей и живёте в абсолютной роскоши.
— Но…
— Разве нет? Разве вам чего-то здесь не хватает? Вы ведь знаете, как мы гордимся качеством нашего обслуживания. Если что-то не отвечает вашим стандартам, вам достаточно только сказать. Вы ведь знаете.
— Нет-нет… здесь всё очень приятно, но…
— Вот видите, мистер Салливан, вам совершенно не о чем беспокоиться. У вас здесь есть всё, что вы могли бы иметь снаружи.
— Не всё.
— Так скажите мне, чего вам не хватает. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы вы остались довольны.
— Я хочу домой. — Это прозвучало так жалобно, так похоже на мои первые дни в летнем лагере много лет назад. Но именно этого мне сейчас хотелось больше, чем чего бы то ни было в целом мире — во всех мирах. Я хотел домой.
— Мне правда очень жаль, мистер Салливан, — сказал Гадес, медленно качая головой; конский хвост у него на затылке при этом подпрыгивал. — Этого я вам дать никак не могу.
17
Вы должны пройти американскую таможню в аэропорту Пирсон города Торонто ещё до того, как сядете в самолёт до Штатов. Я боялся, что у нас с этим будут сложности, но биометрия наших новых тел в ключевых пунктах полностью совпадала с биометрией прежних, так что мы прошли через автоматизированный контроль без всяких хлопот. Я думал, что у Карен будут проблемы из-за того, что её нынешнее лицо непохоже на фотографию в паспорте, но программа распознавания лиц, вероятно, больше полагалась на базовую костную структуру, потому что признала, что изображённая на фото женщина — это действительно она.
Я не летал на самолёте с тех пор, как был подростком. Доктора не рекомендовали мне этого делать, потому что перепады давления могли спровоцировать мой синдром Катеринского. Теперь, разумеется, я не ощущал никаких перепадов давления вообще. Мне было интересно, улучшилась ли кормёжка на борту за последние годы, но теперь я этого уже никак не мог выяснить.
Одно из преимуществ отсутствия потоотделения состоит в том, что не нужно брать с собой так много одежды; у нас была лишь ручная кладь. Прибыв в Атланту, мы сразу подошли к стойке «Hertz» и взяли в аренду автомобиль — белую «тойоту-дила». Поскольку нам незачем было заезжать сначала в отель, мы поехали прямиком в похоронное бюро.
Водительские права Карен по-прежнему действовали, хотя она сказала, что не садилась за руль много лет — боялась, что её рефлексы уже не те. Но сейчас она вела машину с большим удовольствием. Я уже и не помню, когда в последний раз ездил пассажиром, но это дало мне возможность насладиться видами; у них в Джорджии и правда много персиковых деревьев.
По пути Карен рассказывала мне о Дароне.
— Он был моей первой любовью, — сказала она. — А когда это в первый раз, тебе не с чем сравнивать. Я и предположить не могла, что всё так обернётся… хотя, полагаю, этого никто не знает заранее.
— Почему вы расстались? — Этот вопрос давно меня интересовал, и теперь я решил, что выждал достаточно перед тем, чтобы его озвучить.
— О, по множеству причин, — сказала Карен. — В основном, из-за того, что мы разного хотели от жизни. Когда мы поженились, мы ещё были
