— Ты и Мину.
Блин, как всегда! Хоть бы раз ей досталось что-нибудь легкое и безопасное.
Ида плохо помнила тот день, когда в столовой Мину победила Макса. Но Ида слышала про черный дым и про то, что Мину сделала с Максом. Каждый раз, когда они упражнялись в магии, Ида боялась, что Мину по ошибке заберет и ее душу.
— Нет, я не согласна, — заявила Ида.
Глаза всех обратились к ней.
— Мы не знаем точно, какие у Мину силы. И что будет, если она их выпустит на волю.
Ида не смотрит ни на кого. Она и так знает, что сейчас произойдет. Все накинутся на нее, хотя она просто произнесла вслух то, что думают все.
Ответ Мину удивляет ее.
— Ида права. Зачем мне участвовать? — говорит Мину, и ее голос звучит напряженно.
— Мона сказала, что не знает, какие у тебя силы. Но ей кажется, ты должна сегодня делать это вместе с Идой, — объяснила Ванесса.
— То есть ей кажется, а мы должны делать? — возмутилась Ида. — Вы не понимаете, как это опасно?!
— У нас нет выбора, — возразила Линнея. — Книга не дала ни тебе, ни мне никакого ответа, ведь так?
Ида молчит, стараясь думать о том, что Книга обещала освободить ее от общения с этими кретинками, как только все закончится.
Поставив банку с эктоплазмой на стол, Ванесса начала читать по бумажке с витиеватым логотипом «Хрустального грота»:
— Ритуал должен быть совершен в ночь с субботы на воскресенье. Между полночью и часом ночи. Нам нужно большое зеркало, на котором мы будем писать черным несмываемым фломастером.
— Почему именно зеркало? — спросила Анна-Карин.
— Похоже, духи имеют слабость к зеркалам. Может, любят себя разглядывать, может, еще почему-нибудь.
По лицу Иды пробегает холодок страха. Нужно на ночь закрывать зеркало в спальне.
— И еще нам понадобятся ингредиенты для кругов. Во-первых, конечно, эктоплазма. И еще кусочек ногтя каждой из нас. Мы должны вечером закопать их в Болотных копях у могилы Матильды, а утром откопать.
— Важно, какой ноготь отрезать — на руке или на ноге? — спросила Анна-Карин.
— Фу! — возмутилась Ида.
— Думаю, не важно, — сказала Ванесса.
— Важно для
— Нам также нужна земля из Болотных копей, — продолжала Ванесса. — Металлическая стружка и соль. Все это надо смешать с эктоплазмой. И добавить туда… — Ванесса запнулась и посмотрела на Мину и Линнею, — золу от чего-то созданного Элиасом и Ребеккой.
— В каком смысле «созданного»? — уточнила Мину.
— Это должна быть материальная вещь. Что-то созданное их руками.
— То, что написала Ребекка, подходит? — спросила Мину.
— Думаю, да, — кивнула Ванесса.
— И это нужно сжечь? — спросила Линнея.
Ванесса кивнула.
Линнея подумала про ящик с письмами Элиаса. Каждое из них ей дорого. Какое принести в жертву?
Вот бы поговорить с ним еще раз. Как следует попрощаться.
Вот если бы было можно говорить с умершими.
Дома у Линнеи есть и другой ящик. В нем лежит застиранная футболка с изображением Курта Кобейна. Кассета с песнями о любви, на которой написано: «Бьёрну от Эмилии». Письмо, которое мама написала папе, когда он лечился от пьянства, а сама она жила у приемных родителей, которые заставляли ее спать на матрасе в холодном подвале. Она писала, что очень сильно скучает и не может без него жить. Сборник стихов Карин Бойе, на первой странице которого чернилами написано: «Принадлежит Эмилии Лунден». Пара зеленых детских носков, связанных мамой. И фотография: мама с огромным животом на скамейке в Стурвальском парке. Мама забеременела, когда ей было двадцать лет, но выглядит она, пожалуй, моложе Линнеи. Густые темные волосы свисают на лицо, глаз не видно. Но можно понять, что мама улыбается. Она еще не знает, что через год погибнет под колесами автобуса.
— Можно с кем угодно из умерших вступить в контакт? — спрашивает Линнея.
Она старается не смотреть на Мину. Но та и так догадывается, кого Линнея имеет в виду. Ванесса тоже, видимо, догадалась и строго посмотрела на Линнею.
