слишком долго… Я понимал это, но ничего не мог сделать.
Он хотел снова подняться, но я уложил его.
— Джон, — заговорил он. — Я теперь знаю… У меня есть все ответы… Я записал… на случай… вот как теперь.
Глаза его опять закрылись, лицо стало восковым, а пятна на висках казались совсем черными.
Вернулась Алтайра. Она опустилась на колени возле кушетки и положила руку ему на лоб. В другой руке она держала стакан. Я встал, чтобы не мешать ей. Она старалась поднять его голову.
— Выпей это. Пожалуйста, — сказала она.
Глаза доктора открылись. Он улыбнулся ей. Это была опять его обычная улыбка.
— Не время, дорогая, — сказал он. Улыбка исчезла. Он перевел взгляд на меня. Я наклонился.
— Джон… Джон… — шептал он. — Там… на стуле… около… около…
Голос смолк. Губы шевелились, но ничего не было слышно. Глаза опять закрылись. Он глубоко вздохнул. Послышался клокочущий звук.
— Док! Док! — услышал я свои невольно вырвавшиеся слова.
Лицо его исказилось. Глаза все еще были закрыты. Он сделал последнее усилие.
— Возле щита… — проговорил он. — Щита креллов…
В его горле снова послышалось клокотанье. Все тело свело судорогой. Мне показалось, что он умер. Но внезапно глаза его широко открылись. Они не видели ни Алтайры, ни меня. Они смотрели на что-то, чего мы видеть не могли. Он улыбнулся. Это было странно, но пока он улыбался, он выглядел помолодевшим.
— Каролина! — произнес он.
И хотя, голос его был очень тихим, он тоже звучал молодо. По телу опять прошла дрожь. Голова запрокинулась…
Я пощупал его пульс, хотя и знал, что это бесполезно. Потом медленно выпрямился, взял Алтайру за локти и поднял ее с колен. На глазах у неё были слезы.
Я видел, как умирали многие. Некоторые из них были моими друзьями. В этот день я потерял двоих, которые стали мне почти друзьями. Но такого чувства, как к доктору, у меня не было ни к кому. Возможно, никогда уже и не будет.
Прошло несколько минут, прежде чем я смог что-то сказать.
— Накрой его, — сказал я. — Возьми что-нибудь и накрой.
Я удивился, услышав собственный голос. Алтайра молча взяла меня за щеки и поцеловала.
Я больше не мог смотреть на доктора и перешел в другой конец комнаты. Нужно было взять себя в руки. О чем говорил он? О каком-то щите… Щит креллов — вот что! Он хотел мне о чем-то рассказать, написал это… Ответы на все вопросы, сказал он… Вдруг меня осенило. Знаки… — вспомнил я слова Морбиуса. — Записи креллов!
Я поспешил к двери в лабораторию, прошел под аркой и быстро двинулся по коридору. Лаборатория была пуста. Я пересек ее и остановился у кресла, в котором сидел Морбиус, когда показывал нам этот проклятый механизм. Кресло было повернуто ко мне. Видимо, оно осталось в том положении, в каком доктор покинул его. Мне было неприятно смотреть на это роковое место.
Вокруг мерцали огни релейных переключателей. А это сооружение, которое Морбиус называл «библиотекой», казалось позолоченным органным ящиком.
И кресло в таком положении, будто оно пристально смотрит на меня. Шлем с «вратами», как выражался Морбиус, висел на своих крючках за оградой. Рукоятки на нем погнулись, а электроды наводили на мысль о пятнах на висках доктора.
Мой пояс с видеофоном висел на перилах ограды. А на стуле рядом с креслом доктора что-то лежало. Квадратная коробка и что-то вроде книжки на ней. Я взял ее. Это была служебная записная книжка доктора с тисненными на коже инициалами «Ч. К. Остроу». Я открыл ее. Половина страниц была вырвана. Первая страница оставшихся листов исписана аккуратным, четким почерком доктора. Надпись начиналась так: «Для командора Дж. Дж. Адамса». И ниже: «Дорогой Джон!..» Похоже на письмо. Исписаны были почти все страницы.
Я положил записную книжку в карман и хотел уйти, чтобы прочесть. Но тут вспомнил о коробке. Я вернулся и взял ее. Она была из темной пластмассы около шести дюймов в длину и ширину и дюймов восемь высотой. Должно быть, раньше в ней хранились личные инструменты доктора. Она оказалась тяжелой. Я открыл ее. В ней было много чего-то похожего на тонкие металлические пластинки креллов. Очень много. Сверху лежала записка.
«Джон, — говорилось в ней, — если со мной что-нибудь случится, СОХРАНИТЕ ЭТО! Думаю, что это пластинки с записями по какой-то невероятной сребро-микроволновой системе. НЕ ПОТЕРЯЙТЕ ИХ!»
Я взял коробку и вышел из лаборатории быстрее, чем входил. Эхо моих шагов раздавалось очень громко. Громче, чем когда я шел сюда. Я прошел под аркой и снова очутился в кабинете. Это было все-таки лучше.
Алтайра наклонилась над кушеткой. Она разворачивала что-то, похожее на шерстяное одеяло. Но оно было мягким, гладким, с внутренним блеском. Алтайра взглянула на меня, подошла, вынула из моего кармана записную книжку и задержала ее в руках.
