нитку и подбросил бумажное богатство в воздух.
Банкноты посыпались вниз.
— Деньги! — завопил какой-то гвардеец.
За таковую малую услугу Кирилл был ему искренне благодарен. У него вряд ли хватило бы духу выкрикнуть слово самому. Поэтому он просто бросился наутек, пытаясь развить максимальную скорость.
А гвардейцы-медведи ловили купюры в воздухе, падая на четыре лапы, чтобы нашарить деньги на полу. Они даже умудрились подраться друг с другом за каждую случайную бумажку.
Кирилл бежал, не чуя под собой ног. Он знал, что идея принадлежала наставнику, но чувствовал себя слегка виноватым. Даргер остался в коридоре! Но в то же время, надо признать, он испытывал искреннее облегчение, что избавился от него.
Наверное, не было нигде во всей России — от самых роскошных дворцов до самых мелких и тесных лачуг — места, более уютного и приятного, чем гостиная в Кощеевом номере. Он радушно делил ее со Сварожичем и Чернобогом. В камине пылал огонь, а медные лампы под пергаментными абажурами окутывали всех троих теплым сиянием. Кусочек ладана на блюдечке, поставленном на одну из ламп, пропитал воздух сладостью. Трое друзей потягивали горячий чай через кусочки колотого сахара, часами вели богословские беседы и были готовы предаваться чудесному занятию, пока не взойдет солнце. Причины восхвалять Господа вдохновляли их, и странники без устали повторяли их вслух уже несколько часов кряду.
— Утверждать, что милосердие Всемогущего безгранично, значит налагать ограничения на Его власть, — восхищенно произнес Кощей, — ибо это предполагает, что Его праведный гнев может быть менее чем всеобъемлющ. Нет, Господь одновременно и всемилостив, и всесокрушающ. Ибо прощение есть забвение, что чуждо Всеведущему. Логика и вера равно говорят нам, что Он не умеет ни забывать, ни прощать.
Сварожич вопросительно вскинул брови, а Кощей ответил:
— Да, ты прав, дорогой друг. Для нашего Всемогущего Отца любовь и месть суть одно и то же. Наши грехи столь ничтожны, что не удостаиваются Его внимания, а наши добродетели столь мелки, что их как бы и вовсе нет. Но можем ли мы надеяться заставить Всемогущего действовать по нашей указке? Только если будем молить его не прислушиваться к нашим просьбам и делать, как Он сделал бы в Своей милости. Присоединитесь ко мне сейчас, возлюбленные, и я научу вас единственной правомерной и достойной молитве на свете.
Кощей прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Затем, воздев руки к небесам, заговорил:
— Господи, сделай нас слабыми! Умаляй нас постепенно по мере нашего старения, ослабляй нас и лишай мужской силы, притупляй наши чувства, а затем сделай так, чтобы мы заболели и умерли! Делай нас порочными и неестественными и жалкими пред лицом Твоим! Отбирай у нас наслаждения жизни, уничтожай всех, кого мы любим, обрати против нас ненависть мира и отмени всякую уверенность в нашей жизни, кроме нашей веры в Твою любящую доброту.
Низко склонившись над сцепленными в замок руками, Сварожич молился настолько истово, что на лбу у него выступили капли пота. Чернобог выскользнул из кресла, дабы преклонить колени на ковре.
— Господи Боже, мы еще молим Тебя сегодня, ибо Твой добрый взор вскоре падет на этот грешный город! Скоро крепкие здания превратятся в угли и золу, церкви, что учат лишь ереси, сровняются с землей, а знатные, которые правят вопреки Твоим желаниям, будут низвергнуты! Улицы наполнятся трупами, и немногие уцелевшие калеки отправятся в пустыню, чтобы страдать, умирать от голода, размышлять о Твоей благости и погибнуть. Аминь.
Чернобог уселся на место.
— Сладок гнев Господень, — заметил он, — и бич Его карающий есть восторг умерщвляемой плоти. Я…
Раздался громкий стук в дверь.
Сварожич поднялся на ноги и улыбаясь поклонился двум громадным человеко-медведям в бело-золотой гвардейской форме. Служаки внесли узкий деревянный ящик, который поставили посередине комнаты. Честь странникам они отдали вежливо, но не более того.
— От Хортенко, — коротко сообщил гвардеец. — Он сказал, что вы знаете, что с ними делать.
— Конечно, — отозвался Кощей. — Как тебя зовут?
— Сержант Умка, сударь.
— Ответь мне, сержант Умка, много ли ты размышлял о своей бессмертной душе?
Сержант вытянулся по стойке «смирно».
— В нашей работе имеешь дело с телами, а не с душами, сударь. В конце дня мы подсчитываем число живых и мертвых. Если у них мертвых больше, чем у нас, то это в целом считается хорошо. Что происходит с ними потом, ответственность тех, кто выше меня по рангу.
— Ты существо из пробирки, — задумчиво пробормотал Чернобог, — а жизнь, созданная человеком, по определению богохульна. Следовательно, ты и твои соратники являетесь осквернением Божества. Значит, у вас либо нет душ, либо есть, но вы все неизбежно обречены на Ад с того момента, когда ваш геном был впервые экспрессирован. Я прав, святой Кощей?
— Кто может спорить с такими ясными и самоочевидными откровениями? В любом случае, сержант Умка, ваша сосредоточенность на нашем земном
