Суета вокруг кота

несколько мгновений спустя в мелодию вплелся печальный женский голос:

Пока не порвана последняя струна,
Пока не вынудили нас хитрить и врать,
Готова горести я испивать до дна,
Любовь — дарить, а состраданье — брать.

Пока дороги сквозь года еще ведут,
Судьбе назло — я им не изменю,
Спешу туда, где нас совсем не ждут,
О чем мечтают — песни не пою.

По воле рока сложатся стихи,
О том, как трудно счастье заслужить,
Про наши неслучайные грехи,
Что неслучайно нам потом мешают жить.

Не ждите от меня красивых строк,
Я нынче серенады не пою,
А лишь о том, как судеб жребий строг,
О воинах — не выживших в бою.

На все вопросы подарив ответ,
За шаг до смерти выбор нам дает,
Сплетая воедино «да» и «нет»,
Нас песня за собою в жизнь ведет…

— Понравилось? — неожиданно спросил кто-то, выводя меня из задумчивости.

Судя по направлению звуков, говорящий находился где-то позади, появился в комнате неслышно и незаметно и поэтому до сего момента успешно выпадал из моего поля зрения. Зато он с толком использовал представившуюся возможность немного понаблюдать за мною исподтишка, а значит, был прагматичен и не глуп. Только теперь я заметила, что песня закончилась уже давным-давно и в комнате воцарилась прежняя тишина. Просто эта баллада настолько идеально сочеталась с моими нынешними чувствами и переживаниями, что я невольно поддалась ее сказочному очарованию, абстрагировавшись от суровой действительности.

— А я и не сомневался, что тебе понравится эта баллада! — между тем продолжил самоуверенный голос у меня за спиной. — Признаться, я и сам к ней неравнодушен. К тому же в старинных книгах часто упоминается о том, как высоко вы, сиды, цените все красивое — музыку, природу, песни… Вот поэтому я и решил обставить нашу первую встречу так романтично, почти как первое свидание! — Незнакомец позволил себе ироничный смешок. — Так что уж ты, лапуля, не разочаровывай дяденьку, выкажи себя умной девочкой, отплати мне добром за добро… И знай, если не согласишься по-хорошему, я все равно найду способ получить желаемое… — Интонации говорящего приобрели угрожающую окраску, я не выдержала и обернулась.

У стены стоял невысокий, очень толстый мужчина. Скорее всего, пока я слушала песню, он беззвучно проник в помещение через другую дверь, скрытую под обшивкой. Кургузую фигуру незнакомца нелепо обтягивал синий костюм-тройка. Воротник белой рубашки подпирал третий подбородок бледной, луноподобной физиономии. Черные глаза-бусинки взирали на меня с неприкрытым интересом. Этот человек не обладал ни одной симпатичной чертой, наоборот, все в нем внушало отвращение и какой-то безотчетный страх. И его жидкие, прилизанные, словно прилипшие к черепу волосы грязно-серого цвета; и мертвенно-белая, будто присыпанная мукой, дряблая кожа; и одутловатые щеки, свисающие на воротник рубашки. Но самым отвратительным