красное.
– Здравствуйте! – крикнула она. – Сивилла дома?
Ответа не было.
Сентябрь поискала на воротах шнур от звонка или дверной молоток, что-нибудь, что обычно помогает посетителям войти. Но ничего не увидела – только сам алый куб, который так и торчал в чистом поле, будто брошенная игрушка. Наконец, пошарив по его боковой грани, она нащупала ряд кнопок – огромных, перламутровых, окаймленных золотом, с рельефными красными надписями. Сентябрь ахнула от удивления.
Сивилла жила в лифте.
На кнопках значилось:
СИВИЛЛА УТЕШЕНИЙ
СИВИЛЛА ЗАСЛУЖЕННЫХ НАКАЗАНИЙ
СИВИЛЛА СУРОВЫХ,
НО СПРАВЕДЛИВЫХ ИСТИН
СИВИЛЛА СЛОЖНОСТИ
Сентябрь заколебалась. Она не хотела, чтобы ее утешали, и, если по-честному, не думала, что заслуживает утешений. Наверно, ей следовало бы выбрать заслуженные наказания, но ведь она уже и так пытается все исправить! Пусть у нее сперва получится, а о наказаниях подумаем потом! А вот суровые, но справедливые истины ей, пожалуй, и вправду положено выслушать. Если справедливые, то неважно, насколько они суровы, пусть даже перед ней выложат все ее ошибки, как кольца в ювелирной лавке… И все-таки она не могла заставить себя добровольно выбрать суровость. Нет, такого она не вынесет. Оставалось только одно.
– В конце концов, все всегда оказывается сложнее, чем кажется, и если сивилла поможет все это распутать, то прекрасно. Но что, если сивилла, наоборот, еще больше все усложнит и запутает? Что, если я вообще не смогу ее понять?
Однако палец ее принял решение прежде, чем голова его осознала, и утопил кнопку в стене. Кнопка убедительно щелкнула, Сентябрь метнулась к воротам и успела как раз в тот миг, когда они с дребезжанием разошлись в стороны. Внутри, на лифтерской табуреточке, обитой алым бархатом, обнаружилось совершенно необыкновенное существо.
Лицо сивиллы вообще не было лицом. На его месте находился идеально круглый диск, будто маска, только за маской ничего не скрывалось. Глазами служили два узких прямоугольника, а на месте рта зияло отверстие побольше. Лицевой диск был наполовину золотым, наполовину серебряным, а вокруг него развевалась львиная грива из листьев, веток и сучьев, тоже наполовину золотых и наполовину серебряных; все они сверкали на солнце и пускали побеги вокруг странной плоской головы. Руки-ноги, тоже полузолотые-полусеребряные, были на шарнирах, как у марионетки, а одета она была в просторное короткое платье, золотисто-серебристое, – как маленькие девочки на старинных полотнах. Однако больше в красном лифте никого не было видно, и ниток, за которые дергают марионеток, тоже не наблюдалось. От одного взгляда на диск, заменявший сивилле лицо, Сентябрь поежилась, несмотря на яркое солнце, и поджала пальцы ног в туфлях.
– Вы случайно не Ужасная Машина? – прошептала она. – Как горгулья Бетси Базилик или Смерть, грибная королева? Может, за вами кто-то прячется, не такой ужасный с виду и подружелюбнее?
Сивилла склонила голову и посмотрела на нее без малейшего проблеска в узких черных прямоугольниках глаз. Из прорези рта послышался голос, сопровождаемый эхом, будто он доносился издалека.
– Нет, дитя. Я – это только я. Некоторые вещи именно таковы, какими кажутся. Я – сивилла, а ты – Сентябрь. А теперь входи и будем пить чай.
Сентябрь шагнула в большой подъемник. Ворота за ней закрылись, и Сентябрь вмиг запаниковала – лифт показался ей клеткой, из которой не выбраться. Но сивилла, проходя вглубь своего дома, нажимала на перламутровые кнопки с номерами, и те приветливо вспыхивали, как лампочки. 6, 7, 9, 3, 12. Все в этом лифте алело и пылало: красные диваны, красные кушетки, красные столы, красные занавески. Сивилла расположилась в глубоком красном кресле со спинкой, покрытой складками, как у морской раковины. Перед ней, на низком столике цвета заката, уже поджидал красный чайный сервиз. На стене над ее головой располагался бронзовый полукруг, украшенный драгоценными камнями, – счетчик этажей, и он указывал на второй этаж. Однако помещение и заполнявшие его предметы казались слегка потрепанными, обветшалыми – бархат кое-где истерся, бронза потускнела, будто они знавали лучшие времена. Даже страшное лицо сивиллы местами облупилось по краям и пошло тонкими трещинками, как заметила Сентябрь, когда наконец осмелилась поднять на него глаза.
Все пространство лифта вокруг кресла и столика с чайным сервизом было заполнено самым невероятным хламом. Повсюду поблескивало оружие: мечи и булавы, боевые дубины, луки и стрелы, кинжалы и щиты, трезубцы и сети, а еще доспехи и украшения – тиары, шлемы, кольца, ножные латы, браслеты. На длинный золотой посох, прислоненный к нагруднику женской кирасы, было накинуто огромное ожерелье из голубых камней. Там и сям виднелись мундиры, тарелки, чаши, тщательно уложенные кольцами длинные косицы, блестящие едва ли не ярче металла и красиво перехваченные лентами. Сентябрь так и застыла посреди всего этого, присев на мягкий красный диванчик, идеально подходящий для девочки ее роста.
Сивилла разлила чай из сердоликового чайника с крышкой, украшенной изображением резвящейся трехглавой собачонки. Одна из собачьих ног
