Резонно предположить, что вы, дорогие читатели, за свою юную жизнь успели разок- другой побывать на вечеринках. Или на утренниках. Наверно, вы там получили в подарок колпак с блестками и мешочек малюсеньких игрушек. Наверно, вам подавали торт, и мороженое тоже. Если это был по-настоящему хороший праздник, то вы, наверно, играли в игры и выигрывали призы, или смотрели, как человек в клоунском наряде вытаскивает из рукава голубей, или заставляет танцевать марионеток, или даже играет что-то на банджо, гитаре или аккордеоне. Без сомнения, вы наелись и напились до отвала, и после всего этого вам хотелось вздремнуть.
И все же вы никогда не были на Развеселье.
По сравнению с Развесельем любая вечеринка – даже самая лучшая, с голубями, марионетками и аккордеоном, – это как крохотная зеленая ящерка, что лижет свои глаза на горячем камне, по сравнению с Королевой Драконов, которая летит, расправив крылья, дышит огнем и распевает песни своего народа.
А перед каждым Развесельем происходит Пиршество.
Центральный бульвар Тайна, который, как мог бы сообщить им От-А-до-Л, назывался Серебро Шута, был уставлен длинными столами, ломившимися от кулинарных шедевров доброй дюжины национальных кухонь. Гоблинские фруктовые пирожные и мед нуньосов в кувшинах из горного хрусталя; дымящиеся пироги спригганов с ягодой-сердцевикой, и с персиками блаженства, и с тыквой, и с лунофруктами, которые, как только к ним потянешься, становятся то больше, то меньше; зеленые полезные гномьи супы с приворотной травой, листьями любовного мака, невольничьими луковицами, незабудками и пучками доброго сладкого базилика и шалфея. Глаштинские овсяные лепешки и кексы из сена с золотистой корочкой, дриадское дождевое жаркое с солнечным соусом, ифритские огненные халы, маридское пирожное из гальки, настоящие жареные облака, груды дункель-рыбы на гриле и особый ярлоппский кофе со страстоцветом. Шотландские огры припасли к этому случаю лучшие торфяные настойки – и, конечно, тут и там, словно капли крови, алела любимая вивернами редиска – среди зачарованных тарталеток в форме старых книг, коричневых, рваных, с масляными пятнами.
На ближайшем столе Сентябрь обнаружила прекрасный оранжевый тыквенный суп-суфле с засахаренным миндалем, замок из моркови и батата, окруженный рвом с апельсиновым соусом, а также блестящий, будто лакированный, шоколадный торт – плотный, со слезой, насквозь промочивший алую салфеточку и бледное блюдо. Сентябрь вспыхнула, потому что он напрочь затмевал мамин торт. Сверкали и переливались глазурованные розы и ленты, а по ободку блюда было очень красиво выведено от руки: РАНО ИЛИ ПОЗДНО ЗА ВСЕ ПРИХОДИТСЯ ПЛАТИТЬ. Сентябрь пробежалась пальцами по буквам. Тот ли это почерк, что был на ярлычке чайного пакетика у Герцога? Может, да, а может, и нет.
Сказать, что они хорошо поели, означало бы несправедливо замолчать то, с какой жадностью и с каким ликованием весь Тайн набросился на любимые угощения и новые лакомства, не обращая внимания на творимый беспорядок, швыряясь друг в друга корками и кожурой, поднимая тосты за все, что в голову взбредет. «За гномов!» – неслось с одного стола, «За мою любимую гоблиншу!» – с другого, «Здоровье всех теней!» – с третьего. «Только пусть держатся подальше от моего болота!» – ревел в ответ огр. И с каждого стола, с каждой чашей: «Да здравствует Хэллоуин, Королева Подземелья, Королева Пустоты, Дева Всех Святых!»
В программе были предусмотрены и проказы. Водянистая тень наяды прикоснулась кончиком подернутого рябью пальца к красной глиняной чаше, которую держала лысая девушка, вся в золотой чешуе. Фонтаном полетели голубые искры, а напиток в чаше вспенилось, причем каждый пузырек оказался украшен крошечным сапфиром. Чешуйчатая дева взвизгнула, захихикала и выпила чашу одним глотком, после чего ее лицо исчезло, а на его месте выросла огромная слоновья голова с хоботом и бивнями, но по-прежнему покрытая золотистой чешуей, а глаза загорелись гранатовым пламенем. Голова затрубила, и из хобота понеслись лепестки бархатцев, которые опускались всем на плечи, превращаясь в крохотных алых воробьев. Воробьи грянули застольную песню и все как один исчезли под звон невидимых кимвалов. Участники Развеселья взорвались аплодисментами, а тень Наяды зарделась жемчужно-серым.
– Ой, я хочу попробовать! – закричал Суббота.
– А я уже превращал ее в виверна, – похвастался теневой От-А-до-Л.
– Я так и думал, – ответил марид, глядя на него большими печальными глазами. – Тебе и раньше всегда доставалось все лучшее. Ты первым ее встретил, позволил ей ездить на тебе, а я вступил в игру слишком поздно, и с тех пор все так быстро погрузилось во мрак…
– Это был не совсем я, Суббота, – вежливо возразил Вивернарий. – Я бы ни за что не стал лезть без очереди, отталкивая тебя. Да ты и не поздно появился, а почти сразу. Не забывай о парноколесных! – Он боднул Теневого Марида огромной головой. – Встряхнись! Мы же на Развеселье! Все дозволено!
– Стойте! – закричала Сентябрь. – Прекратите говорить обо мне, как будто я игрушка, которую вам приходится делить! У меня тут дела, и я не собираюсь…
Но было поздно. Суббота, ухмыляясь так, будто знал какой-то секрет, схватил обе ее руки и поцеловал их – раз, два, три раза.
