Девочка, которая провалилась в Волшебное Подземелье и утащила с собой Развеселье

Сентябрь заглянула в абсолютную черноту страницы.

– Я не могу одна, без друзей, – прошептала она.

– Времени нет, – сказала Монашелли. – Книга – это дверь, знаешь ли. Так всегда было и вечно будет. Книга – это дверь в другую комнату, в другое сердце, в другой мир. Но сейчас перед тобой еще и дверь в прямом смысле слова. Они кочуют по всем книгам нашей библиотеки. В полдень они в отделе Биографий, после полудня перелетают в отдел Изощренных Убийств. Чуть промедлишь – упорхнут куда-нибудь еще, и придется неделями их искать.

– Не могу же я просто бросить друзей!

– Я с тобой, – тихо сказала Баклажанчик, и Сентябрь вздрогнула.

Оказалось, пока они стояли, уставившись в книгу, Ночная Додо без малейшего звука взобралась к ним по лестнице – медленно и неуклюже, цепляясь клювом за каждую ступеньку.

Но Суббота и Аэл все еще спят на утреннем холоде в Тайне! Она не может допустить, чтобы они, проснувшись, не нашли ни ее, ни записки о том, где ее искать. Или все-таки может? Я же улизнула от них, и ничего. Либо я доверяю им, либо нет. Внутри ее начал крепнуть настойчивый, храбрый, странный голос. Но он еще недостаточно окреп.

– Надо спуститься туда как-то иначе, – сказала Сентябрь. – Даже если этот твой путь легче. Очень уж там черно, на дне книги.

В корсаже Бдительного Платья открылась атласная дверца. Оттуда вылетели маленькие, очень взволнованные карманные часы, чья цепочка свернулась петлями, образовав пару крошечных крыльев. Часики жужжа метнулись прочь, так быстро, что движение их ускользало от глаз Сентябрь, – вниз по стопкам книг и наружу из большого круглого окна. Авогадра тревожно смотрела в открытую книгу. Пролетело мгновение, другое, третье. Черная страница пошла рябью, будто ей не терпелось начать движение.

И тут с порывом утреннего ветра на сильных теневых крыльях взвился вверх От-А-до-Л. Он вглядывался в окно, а на спине его сидел Суббота, протирая сонные глаза и отбиваясь от карманных часов: те звонили подъем прямо в ухо бедного юноши и с жужжанием описывали круги вокруг черно-синей головы.

– Я сейчас прихлопну эту штуку, вот увидите! – прорычал он.

– Ой, Аэл! – закричала Сентябрь. – Я не хотела тебя оставлять, честное слово! Сюда, сюда, скорее!

Вивернарий влетел внутрь, со стоном протиснувшись в окно. Он восхищенно глядел на сотни и тысячи книг, читая на лету их названия и мысленно расставляя по алфавиту. Наконец все четверо, вся шумная разношерстная компания, сбились вместе. Сентябрь обняла их, и Баклажанчика тоже. Одной рукой она взяла под руку Субботу, а другой уцепилась за темный коготь Аэла.

– Баклажанчик, тебе совсем не обязательно идти, – сказала она, сообразив, что надо было сказать это раньше. – Я знаю, Толстянка приказала тебе, но ты не обязана. Ты же не из нас. Ты – вольная птица. Ты можешь остаться, и заниматься исследованиями с другими Пфизиками, и быть счастлива.

Ночная Додо ничего не сказала. Она просто неслышно придвинулась поближе к Сентябрь, вот и все.

– Все готовы? – спросила Авогадра, сияя глазами из-под широкой черной шляпы. – Предлагаю прыгать немедленно.

– А мы куда? – спросил От-А-до-Л.

Прежде чем Сентябрь успела ответить, Монашелли сильно толкнула ее, и все четверо провалились в книгу. Они падали, казалось, ужасно медленно, а черная страница под ними все расширялась, пока не поглотила их полностью.

Глава XII Залежи Памяти

в которой Сентябрь с головой уходит в книгу, прибегает к помощи большого голубого Кенгуру, чтобы все хорошо запоминать, и орудует киркой

Сентябрь и ее друзья не падали в книгу – они в нее рушились.

Черный провал оказался не бездонной и пустынной дырой, а тоннелем, со стенками из шелестящих и рвущихся страниц и тяжелых кожаных переплетов, которые больно шлепали по коже, перьям и чешуе. Ничего не видя, Сентябрь кувыркалась, переворачивалась, билась о стены; летела она, судя по ощущениям, в основном вниз и чувствовала странный привкус чернил, когда страницы хлестали ее по лицу. Полет сопровождался грохотом, больше всего похожим на рев прибоя, и бумажные волны одна за другой разбивались об ее бедную голову.

Через какое-то время из темноты начали доноситься, нарастая, лязг и громыхание металла. Листы бумаги становились все тоньше, пока не разлетелись по сторонам, как прозрачные занавески. Сентябрь двигалась навстречу металлическому грохоту и скрежету, вслепую шаря руками. Наконец она ухватилась за деревянный косяк и твердую холодную дверную ручку. Дверь была чем-то заклинена снизу, а сверху на Сентябрь все сыпались страницы, оставляя на плечах слова-поцелуи. Сентябрь уперлась плечом в дверь и налегла. Дверь поддалась гораздо легче, чем можно было ожидать, и Сентябрь, вскрикнув, провалилась внутрь книги, покатившись по земляному полу. Клочки бумаги цеплялись к волосам и опушке красного цвета пальто, которое, ощетинившись, стряхивало их.

Авогадра не обманула: черный проход через книгу закончился шахтой. Повсюду были разбросаны острые камни и темные голубоватые валуны. По деревянному настилу, проложенному через эту огромную пещеру, катились шаткие вагонетки, одни пустые, другие нагруженные сверкающими драгоценными