понять, что же именно кажется в этой картине неправильным, вызывает в телах странный озноб.
– На глаз – их тут человек девяносто, – тихо сказал Конвей.
Ствол пистолета он опустил к земле, но костяшки пальцев на руке, которой он сжимал рукоять «маузера», побелели.
Боул скомандовал, несколько солдат прошли к корзине, забрались вовнутрь. Лейтенант Боул решил, по-видимому, времени не терять – в корзину подъемника забрались десять солдат с бронепоезда.
Лейтенант взмахнул рукой, и корзина медленно поползла вверх, к громаде корабля, висевшего над головами.
– Может, сходим к коралю, взглянем, – неуверенно предложил Дежон.
– Меня что-то не тянет, – тихо сказал Конвей. – Разрази меня гром, я бы сейчас хотел оказаться на борту корабля… А еще лучше, у меня дома.
Пели невидимые птицы, какие-то мошки вились у самого лица американца, тот время от времени отгонял их, но они возвращались и опять лезли в лицо.
Корзина опустилась снова, приняла новую партию людей. Пошла наверх.
– Вот если бы вас, господа, спасли таким образом… – Егоров говорил, не отрывая взгляда от солдат, неподвижно стоявших шагах в двадцати от него. – Если бы прилетел корабль, когда вы уже простились бы с жизнью… Как бы вы отреагировали?
Пальцы Егорова сомкнулись на рукояти пистолета, щелкнул затвор.
– Я бы заорал, – не задумываясь, ответил Конвей и побледнел. – Какого черта они молчат?
– Лейтенант Боул! Адам! – позвал Дежон. – Можно вас на секунду отвлечь?
– Что? – Боул оглянулся.
– На секунду, – Дежон сделал знак тростью. – У нас тут возникла проблема…
Договорить он не успел, один из солдат, стоявший ближе других к нему, вдруг шагнул вперед, подхватил свою винтовку двумя руками и коротко ткнул штыком в грудь лейтенанта Боула.
Лейтенант замер. Солдат выдернул штык – кровь брызгами полетела с клинка – и снова ударил, на этот раз в горло. Боул взмахнул руками и упал на спину.
– Черт! – взревел Конвей и выстрелил из «маузера» в солдата. – С ума он, что ли…
Солдаты бросились вперед, без команды, без криков. Половина морских пехотинцев с «Борея» упали сразу, убитые или раненные. Кто-то истошно закричал, Егоров увидел, как один их упавших попытался встать, но солдат, походя, размозжил ему голову прикладом винтовки.
Лейтенант с бронепоезда выхватил саблю, одним ударом снес голову сержанту-морпеху и бросился к Егорову. На его пути вдруг возник Дежон. Из трости француз выхватил шпагу, перехватил клинок лейтенанта, резким поворотом кисти отвел оружие в сторону. Шпага скользнула по сабле лейтенанта, ударила его в грудь. Клинок прошел насквозь, лейтенант рухнул на землю.
Конвей и Егоров открыли огонь из «маузеров». Они стояли плечом к плечу и расстреливали солдат из команды бронепоезда. У обоих были двадцатизарядные «маузеры», оба были отличными стрелками и опытными бойцами. Бегущие к ним солдаты словно наткнулись на невидимую смертоносную стену, падали один за другим. Падали-падали-падали.
Дежон встал слева от стрелков, в готовности отразить фланговый удар. Японец, подхватив с земли саблю лейтенанта, стоял справа.
Воспользовавшись огневой поддержкой, десяток уцелевших морпехов оторвались от нападавших и стали в ряд справа и слева от журналистов. Винтовки присоединились к пистолетам. А солдаты бронепоезда будто забыли, что у них в руках огнестрельное оружие. Солдаты бросались вперед, размахивая винтовками, будто копьями… и падали. Умирали сразу или корчились на земле от боли, не издавая при этом ни звука, открывая в немом крике рты, словно рыбы, выброшенные на берег.
«Маузер» Конвея замолчал, американец выругался и торопливо вставил новую обойму. Воспользовавшись паузой, к нему метнулся солдат с винтовкой наперевес, японец шагнул вперед, левой рукой отвел штык в сторону, а саблей в правой руке одним движением снес нападавшему голову.
– Спасибо! – крикнул Конвей и снова открыл огонь.
Корзина подъемника ударилась о землю у Егорова за спиной.
– Нужно уходить! – крикнул Егоров.
– Какого… – Конвей выстрелил три раза подряд, и трое солдат упали в сухую траву. – Мы тут и так справимся…
Из команды бронепоезда в живых оставалось не больше десяти человек. Клубы пыли, поднятой сражающимися, мешали и дышать, и смотреть. Один из нападавших вдруг перехватил свою винтовку, как копье, и метнул ее. Штык пробил грудь морского пехотинца, стоявшего возле Дежона.
– Вперед! – крикнул француз, стерев рукавом брызги крови со своего лица. – В атаку!
Все журналисты и уцелевшие морпехи бросились вперед, стреляя и нанося удары. Через несколько минут все было закончено, тела в красных мундирах устилали землю. Кровь смешивалась с пылью, превращалась в грязь.
– А ты… ты говорил – уходить… – Конвей запыхался, словно только что долго бежал в гору. – А мы… справились…
Над головой вдруг загрохотали выстрелы. Раздался крик. Длинную очередь выпустил пулемет, и прямо перед журналистами на землю упало тело
