Пытались идти – пулеметы валили их, укладывая вал из мертвых тел.
Журналисты одновременно запрыгнули в корзину, и та рывком ушла вверх. Конвей выругался – все пространство внизу было заполнено неграми. Казалось, что бесконечное море голов, копий, щитов колебалось от горизонта до горизонта.
До люка технической галереи оставалось футов десять, когда наверху прогремел взрыв, а затем – еще два, один за другим. «Борей» вздрогнул и накренился на нос. Корзина подъемника качнулась и заскрежетала по краю люка.
С кормы корабля сыпались обломки, упало несколько тел в красных мундирах. Винт, вращаясь, рухнул и воткнулся в землю. Рядом упали лопасти второго винта. Гигантской плетью хлестнул по траве оборванный якорный трос с кормы.
– Да что же это происходит? – простонал Конвей. – Это-то кто устроил?
Пулеметы на корабле стихли, послышались крики, ударило несколько одиночных выстрелов, кажется, из револьвера.
Взревел носовой посадочный механизм, Егоров подумал, что его включили, чтобы набрать высоту, но ошибся – лебедка наматывала трос. «Борей» накренился еще больше, корзина подъемника качнулась сильнее, люди в ней с трудом удержались на ногах.
Негры внизу что-то закричали, бросились вперед, разом взлетели в воздух тысячи копий, некоторые ударились о металлическую галерею и упали вниз, но многие пролетели выше, увлекая за собой тонкие веревки, упали на поручни и лестницы, цепляясь за них крючьями. Сотни негров полезли наверх по этим веревкам, быстро и ловко, словно обезьяны по лианам.
Нос корабля приближался к земле, якорный канат вибрировал от напряжения, похоже, механики включили горелки нагревательных корпусов на полную мощность, чтобы оборвать его, но канат держался.
Верхушка корзины ударилась о край люка.
На корабле ударил пулемет, но вниз пули не летели, кто-то стрелял наверху, стрелял по тем, кто был на палубах «Борея».
Егоров, сунув пистолет в кобуру, вскочил на край ограждения корзины, ухватился руками за край люка и одним резким движением забросил свое тело на галерею. Вскочил на ноги, выхватив «маузер», оглянулся – у носового якорного механизма возился человек в красном мундире. Лейтенант Макги, с облегчением узнал Егоров, но тут с ужасом увидел, что лейтенант не пытается переключить машину, а, спрятавшись за нее, стреляет из револьвера куда-то в сторону открытого перехода.
А барабан лебедки вращается, наматывая трос.
У пулемета на ближайшей огневой площадке сидел какой-то матрос и тоже стрелял по кораблю – по иллюминаторам, корпусам охладителей, по застекленной рубке.
Егоров, держась левой рукой за поручень, чтобы не скатиться по наклонной палубе вниз, выстрелил в сторону пулеметчика, но как раз в этот момент мимо журналиста пролетел железный ящик, в котором техники держали инструмент. Пуля ударила в станину пулемета, выбив искру, пулеметчик обернулся, увидел Егорова, что-то крикнул и стал разворачивать пулемет в его сторону.
Егоров выстрелил снова, на этот раз точно. Пулеметчик взмахнул руками, сполз с сиденья и повис, зацепившись ногой за поручень.
На палубу запрыгнул негр. За ним – следующий. Оба упали и покатились по наклоненной галерее.
– Сукин сын Макги! – прорычал Конвей, еще двумя выстрелами сбив с поручней влезающих на них негров. – Но меня надолго не хватит… Как бы его…
Голова Макги вдруг разлетелась в клочья, словно в ней взорвался снаряд.
– Это «Гнев Господень», – крикнул поднявшийся на галерею Дежон. – Проснулся, старый хрен…
Снова громыхнул «Гнев», пуля ударила в барабан, и следующая. И следующая, в стороны летели клочья, но трос все еще держался. Дежон перепрыгнул через ограждение, ловко, словно заправский гимнаст пробежал по растяжке от галереи до пулеметной площадки, и вскочил на нее. Развернул пулемет, усевшись на место стрелка, и открыл огонь вниз, под днище технической галереи.
Егоров замер, глядя на то, как пули винтовки бура бьют по канату. Выстрел, еще выстрел…
Момент, когда канат, наконец, разорвался, Егоров не увидел – почувствовал. Корабль резко дернулся, выровнялся, потом, словно гигантские качели, наклонился в обратную сторону. Егоров схватился за поручень, выронил пистолет, вцепился свободной рукой в одежду американца, который потерял равновесие и чуть не вылетел за борт.
«Борей» мотало, словно лодку в шторм, но он стремительно набирал высоту. Егоров посмотрел на альтметр, висевший на переборке неподалеку – двести футов, двести пятьдесят, триста…
Пулемет замолчал, потом снова начал стрелять. Дежон что-то выкрикивал, но что именно – разобрать было невозможно. Он стрелял и стрелял, очищая корабль от все еще держащихся на веревках негров.
С десяток чернокожих сумели подняться на корабль, но их быстро уничтожили морские пехотинцы.
«Борей» висел неподвижно – ветер стих, наступил полный штиль. Внизу под кораблем бушевала черная толпа.
Конвей попытался свернуть сигарету, у него ничего не получалось, табак сыпался на палубу, но американец упрямо лез за очередной щепоткой табака, снова сыпал его мимо листка папиросной бумаги…