– С вышки, что ли, прыгать будем? – спросила Турбина.
Тренер не ответил, сделал приглашающий жест в сторону мачты.
Соулбилдинг.
Наверх мы лезли долго. Ступеньки были скользкие, покрытые лишайником и водой, то и дело кто-то срывался и со скобяным звуком гремел вниз по лестнице, забранной полукругами проволоки. Тогда все останавливались и ждали, когда упавший вскарабкается обратно и займет свое место.
Я лез предпоследним, надо мной лезла Турбина, она срывалась со ступенек чаще остальных и, крякая мышью, падала на меня. Каждый раз говорила одно и то же:
– Извини, я не хотела.
После чего начинала взбираться обратно, а два раза так и вообще мне на голову наступила, и когда наступала, не извинялась.
– Ничего, немного осталось, – подбадривал тренер, лезший последним.
Но это немного тянулось и тянулось, мы все лезли и лезли. Ветер становился сильнее и холоднее. На ступеньках встречалась наледь, жирная и рыжая от ржавчины, она была похожа на что-то живое, дотрагиваться до нее было неприятно. Иногда мы останавливались на площадках и немного к.б. отдыхали. По-настоящему уставать было не от чего, но мы все равно отдыхали. Я понял, что это задумка тренера – люди ведь, если бы лезли на вышку, останавливались бы и отдыхали. Вот и мы тоже останавливались. Смотрели на город.
Сначала он как-то нависал. Нет, он был внизу, но все равно нависал, охватывая со всех сторон. Черный, с желтыми огнями окон и фонарей, которые делали черноту только чернее. Он выглядел совсем неподвижно, и если бы не фары редких грузовиков, ползущих по улицам и набережным, можно было бы подумать, что город мертв.
С запада город огибала река, тоже черная и беспросветная, как разлившаяся нефть, как открывшаяся бездна. Со всех остальных сторон город окружали леса, когда-то давно выгоревшие, когда-то давно съеденные короедом, а теперь из-за работы климатической установки верно превращающиеся в болота.
Чтобы мы не впадали в ступор при виде этой безнадежности, тренер рассказывал о будущем. Что следующим летом планируется провести целый ряд мероприятий. Лес будет залит напалмом и выжжен, болота осушены, на их месте разобьют поля подсолнухов и светлые просторные парки. Река будет очищена от ила, ряски и мусора и начнет течь. Очистится и атмосфера. Конечно, совсем воду из нее убрать не получится, но это будет чистая и светлая вода. И никаких мокриц. И никаких червей.
Мы слушали тренера, потом ползли дальше.
Мне казалось, что я нахожусь на дне большой чаши, однако чем выше мы поднимались, тем больше земля выгибалась в обратную сторону, потом она стала плоской, как бумажный лист, а потом начала медленно отгибаться вниз, и сделалось окончательно видно, что земля на самом деле шар.
До верхней площадки мы добрались, наверное, за час. А может, и дольше, конечно, я не заметил время. Отметил, что немного замерз, значит, ползли мы долго.
На верхней площадке телемачты было грязно и сильно воняло сразу всем, сыростью, тряпками, землей. Тут оказалось много земли, черной, рыхлой, с кочками и высохшей травой. Наверное, летом тут было зелено. Наверное, летом.
Вороны устроили здесь настоящую колонию, всю площадку покрывали их гнезда. Причем при ближайшем рассмотрении оказалось, что гнезда сплетены не из веток деревьев, а из обрывков проволоки. Тут была самая разная проволока – медная, алюминиевая, в черной оплетке и в разноцветной изоляции, вороны, видимо, научились стричь ее клювами и приспособили под строительные нужды.
Когда мы влезли, вороны разом взлетели со своих насиженных мест и принялись кружить вокруг. При этом они сварливо и угрожающе орали, и казалось, что они вот-вот кинутся на нас.
Но я знал, что они не решатся. Вороны – тоже животные, хоть и с крыльями. А значит, они нас боятся.
Вообще я подумал, что эта площадка не лучшее место для демонстрации того, что такое страх: слишком шумно, нельзя сосредоточиться. Потом, место хотя и высокое, но не возвышенное, земля, помет, перья…
Впрочем, я ошибся – мы полезли выше, протиснулись через узкую тропинку, проложенную в проволоке, и полезли дальше.
Снизу казалось, что площадка, где обосновались вороны, является самой высокой частью башни, что дальше в небо уходит только тонкая спичка антенны. Вблизи выяснилось, что эта антенна высотой еще в двадцать метров и на ее верхушке имеется тоже небольшой пятачок, на него мы и поползли.
Лезть на антенну было легче. Ступени были холодные, но сухие, сама лестница шире, и когда Турбина в очередной раз сорвалась, я вжался в лестницу, и Турбина пролетела мимо, на тренера.
Нас встретила зима. Самая настоящая. Никакого мелкого занудливого и беспросветного дождя, снег, снег, только снег. Он был похож на толченное в муку стекло, висел в воздухе серебристой пылью и скрипел под ногами. Сама площадка оказалась невелика – четыре на четыре метра. Ее огораживали леера, возле которых скучал печальный раскладной стульчик – кто-то любил сюда подниматься и смотреть на город.
Тут неплохо было. Небо казалось совсем тонким и удивительно близким, и чувствовалось, что вот тут, за тучами, все совсем по-другому. Много света,
