– Понятно. Но это тебя не освобождает. Давай, прислушивайся. Это просто. Закрой глаза, представь Свету и почувствуй.
– Да мы же не можем…
Костромина изобразила нетерпение.
– Ясно, что не можем. Но мы можем представить, что это такое. Ты что, зря совсем на билдинг сходил?
– Нет, не зря…
– Вот и докажи. Представь Свету и представь, что ты мог бы почувствовать при ее представлении.
Сложно. Особенно после поклевания воронами.
Но я послушно закрыл глаза и стал представлять.
Света. Красивая. Человек. Человек. Вот она стоит перед доской. Одна. Маленькая. Слабенькая. Сердце колотится, как у птички. Человек. Если упадет – больно, если ушибется – синяк, если свернет шею – то все, умрет. Если упадет с десяти метров, тоже умрет. Как ваза. Легко разбить, легко поломать.
Ничего. Я не чувствовал ничего. Как всегда.
– Чувствуешь? – строго спросила Костромина.
– Да, – сказал я. – Чувствую. Вроде как сердце…
Я потрогал за сердце. Ну да, за сердце, слева.
– Я же говорила. – Костромина схватила меня за руку. – Говорила. Сердце ускоряется.
С утверждением. Но и с опасением тоже. С опасением, что оно не ускоряется, что это я прикидываюсь.
– И что? Стучит, допустим.
Я все никак не понимал, что Костромина хочет мне сказать.
– Ты влюблен в Свету.
Вот что она хотела мне сказать.
Так.
Костромина наклонилась и взяла с пола Кузю. Кузя послушно устроился на коленях, посматривал на меня волком, маленьким таким волком.
– Я? Влюблен?
– Ну конечно. Ты влюблен в Свету. Все симптомы налицо. Учащенный пульс, расстройство сна…
– Я и так никогда не сплю, – напомнил я.
– Это совершенные частности. – Я говорю о симптоматике, а не о ее причинах. Пульс-то участился?
– Ну да… – растерянно согласился я. – Вроде…
Вроде да, ускорилось. Хотя это вполне могло случиться от клея. Клей начал впитываться в голову, голову стягивало и скручивало, и от этого, наверное, запустилось сердце. Но я не стал разочаровывать Костромину, пусть думает.
– О чем я тебе и говорю, – заключила Костромина с удовольствием. – Сердцебиение – верный признак. Ты влюбился, Поленов. Не пугайся, это нормально, все мальчики влюбляются в девочек.
– Я не мальчик, – буркнул я. – Я вупер. Вуп. Вупырь. Вурдалак.
– Вупырь, но все равно мальчик. А она девочка. К тому же человек. И все человеческое, что сохранилось в тебе, потянулось к ней. Все просто. Все естественно.
Костромина была довольна. Просто радостна. На радостях так свою псинку стиснула, что та даже пискнула протестующе и несильно цапнула за руку. Костромина вздохнула.
– Скажи, Поленов, как это? – спросила Костромина.
– Что как? – не понял я.
– Быть влюбленным? Мне интересно.
Как-то странно она была сегодня настроена. Лирически. Наверное, много читала про любовь над хрустальной бездной.
Я попытался понять. Для себя понять. Что это значит. Опять представил Свету, вспомнил ее стереоскопическую фотографию.
– Не знаю, – признался я. – Сердце вроде бы стучит. И это…
– Отлично! – перебила Костромина. – Тебе очень повезло!
– В чем же?
– В том, что ты все-таки влюбился в Свету. Понимаешь, Поленов, тут для тебя сплошные плюсы.
– Какие это?
– Во-первых, ты очеловечишься. Может быть… В какой-то степени. А это здорово. Вот ты кем в жизни стать хочешь?
Я не знал. Вернее, никогда не задумывался. Кем стать. Кем тут станешь, когда и так уже стал? Вернее, уродился. Спасибо папе, спасибо маме, спасибо Погробиньскому. Родиться вампиром – судьба. Проклятие то есть.
