Костромина опять сжала Кузю. Так она его совсем затискает, надолго его не хватит.
– Ты бы животное отпустила, – порекомендовал я. – Оно не резиновое у тебя, затискаешь, жалко.
Кострома спохватилась, отпустила собачку Кузю, и та немедленно спряталась под стулом.
– Они грузовиком, а ты наоборот должен, – заявила Костромина.
Я сразу даже не прикинул, как это – наоборот? Что может быть наоборот грузовика? Локомотивом все-таки? Или…
– Подводной лодкой, что ли?
Иногда начинаю тупить. Это тоже проблема. Вупы туповаты. Не все поголовно, но есть. Это оттого, что кровь циркулирует не постоянно, а порциями. Иногда как отольет, так хоть в мясорубку голову суй – не думается. А иногда ничего. А бывает, что пульсацией, минуту тупишь, пять минут вроде ничего, думаешь.
– Эх ты. – Кострома с сочувствием погладила меня по затылку. – Эх ты, дурачочек. Подводная лодка… Женщины любят цветы, героев и бриллианты, подводные лодки тут ни при чем.
Она потрясла «Необузданной Розой».
– Бриллианты? – усомнился я. – Кто же их любит?
– Бриллианты, да… Раньше девушки любили бриллианты, сейчас они никому не нужны вообще, ты, пожалуй, прав. А вот зато герой у нас уже есть, это Беловоблов, если он ее спасет, конечно. А он спасет, Груббер – упорная…
– У него позвонки сросшиеся, – сказал я. – Он головой вертеть не может.
– Это теперь неважно, сросшиеся, разросшиеся, герою все простительно, кроме дурного запаха изо рта. Так что по части героизма ты уже рискуешь не при делах оказаться, дорогуша.
– Да…
– Остаются цветы.
Цветы. Я потрогал голову. Клей уже почти засох, палец не прилипал, нормально. Часов через пять засохнет окончательно, и можно будет его обколупать. Цветы – это красиво. Ладно, если не герой, тогда цветы.
– Ты что-нибудь в цветах понимаешь? – спросила Костромина.
– Нет. То есть в самых общих чертах. Цветы любят свет…
Вообще-то у нас возле дома растут цветы. Маленькие, розово-синие, с острыми листочками, про себя я называл их клевером, иногда вьюном. В старом пластиковом тазу, очень неприхотливые. Но что-то мне подсказывало, что такие цветочки не очень понравятся Свете. К тому же сейчас зима, они по этому поводу завяли, но потом, наверное, расцветут.
– Я тоже в цветах не очень, – призналась Кострома. – У нас на соулбилдинге курс цветов только в марте начнется. Но тут ничего особенного, цветы они и вообще цветы. Главное, что они должны быть живыми, в этом их основная ценность. Понимаешь, Полено?
– Понимаю. Сейчас с живыми цветами плохо, сама знаешь. Летом возле болота можно набрать, там ландыши растут…
– Ландыши не ландыши, а цветы должны быть цветами, – заключила Костромина. – Яркими. Розы, тюльпаны там. Гвоздики всякие. Идеи какие-то есть?
– Гвоздики…
Я почесал голову. Гвоздики. Какие гвоздики в нашем городе? Тут дождь все время, слякоть, влажность, разве что на старом кладбище, там что-то растет. Флоксы или мимоза, белые. Но не сейчас опять же, сейчас зима.
– На кладбище есть цветы, – сказал я. – Там труба проходит, теплотрасса. Если под ней поискать, то наверняка есть. Там тепло и влажно.
– Нет, Поленов, с тобой далеко не уедешь. – Костромина погладила Кузю. – Кто же девушке дарит цветы с кладбища? Эх ты… А еще на Меркурий лететь хочешь.
Я глупо улыбнулся.
– Слушай меня, астронавт. Знаешь, где Трубная улица?
– Кто ж Трубную не знает? Возле реки, там, где порт старый. Знаю улицу.
Ее Трупной все, само собой, зовут. Трупная улица, город Смертозаводск.
– В самом конце там живет один любитель, – сказала Костромина шепотом. – Фамилия у него… Фамилию я не помню, а дом у него ближний к Старому мосту, мимо не пройдешь. И сад рядом. В саду цветы растут, в теплицах.
– Зачем? – не понял я.
– Что зачем?
– Цветы ему зачем? Странное увлечение.
– Тянется к прекрасному, хочет стать выше. Пойдешь к нему, сорвешь цветы, составишь букет.
– А сколько цветов в букете должно быть?
