одновременно приятно. Зимин вдохнул этой воздушной воды, почувствовав, как она заполнила легкие бодрым холодом. Ощущение было похоже на зимнее, на морозное сухое утро, как ни странно.
Зимин направился к мотоциклу.
Недалеко от «БМВ» стояла стайка мальчишек, не уехавших с остальными, среди них как раз лысый и вертлявый. Мальчишки указывали на мотоцикл пальцами и о чем то шептались. Зимин достал брелок с сигнализацией и двинулся к машине, размышляя о том, что деньги на мои потрачены не зря.
Он приблизился к мотоциклу, поставил ногу на двигатель и принялся лениво завязывать шнурки. Мальчишки уважительно зашушукались.
— Сколько тачка прет? — почтительно спросил вертлявый.
— Двадцать два, — ответил Зимин небрежно.
— Двести двадцать, — перевел бритый. — Нормально.
— А жрет сколько? — робко поинтересовался один из мальчишек.
Зимин усмехнулся, тоже максимально пренебрежительно.
— Ты чего?! — бритый ткнул товарища локтем. — Про такие моцики не спрашивают, сколько жрет. Ты еще спроси, сколько «Майбах» жрет!
Мальчишки засмеялись над недалекостью товарища, а Зимин ответил:
— По трассе шесть, по городу восемь. Для стольника нормально вообще то.
— У него сто лошадей?! — восхитился бритый.
— Вообще то сто двадцать шесть, — Зимин нажал на кнопку брелока, мотоцикл сверкнул поворотниками.
— Классный моцик! — бритый потрогал крыло. — Классный…
— Классный, — согласился Зимин и забрался в седло. — Ладно, пацаны, мне ехать пора. А вы по домам давайте, поздно уже.
Мальчишки закивали и стайкой поспешили к остановке. Бритый чуть отстал, обернулся и сказал громко:
— А мне ваши книжки нравятся. Особенно «Беовульф»! Классная!
Он показал большой палец и побежал догонять остальных.
Зимин запустил двигатель.
Прогревать не стал, решил ехать медленно, с чувством, с достоинством. Вышел на проспект Костякова. Был час пик, но машин отчего то было немного, ехать можно было медленно, успокаивая нервы, Зимин тошнил в правом ряду, раздумывая про то, что…
Фотографии!
Зимин задавил тормоза. «БМВ» послушно замедлился, Зимин выставил ногу.
Заведующая делала фотографии. Щелкала, готовила отчет, раздражала Зимина на протяжении всего убогого мероприятия.
Она наверняка запечатлела и ее. Рыжую, сидевшую с краю. Если она сидела. Если это была…
Зимин выругался. Он вдруг обнаружил, что начинает вязнуть в мелкоячеистой сети безумия. Он знал, что безумие нельзя откармливать. Нельзя ему потакать, напротив, морить его надо, душить… Но ничего с собой поделать не мог. Зимин думал. Хотя это ведь могла быть обычная рыжая девчонка, мало их, что ли?
А если…
Зимин понял, что надо проверить. Просто необходимо проверить.
Пять километров — всего то, не крюк. На штормовое предупреждение… На него Зимин плевал. Он развернулся через двойную сплошную и покатил назад, к библиотеке.
Дневник 2
Здравствуй, дорогой дневник!
Дорогой дневник не получается, вот что я думаю. Он какой то неправильный сочиняется. Слишком длинный, а должен быть короткий.
Но коротко у меня не получается уже, потому что я начинаю описывать и не могу остановиться. Почему то. Точно кто то водит рукой, выглядывая из за плеча. Это, наверное, все таки от клаустрофобии. Длительное пребывание в замкнутом пространстве порождает некоторые отклонения, я помню, мы проходили на занятиях по психологической подготовке. Боевая психология, раздел «Форсированное извлечение информации». В просторечии — пытки.
Если человека поместить, допустим, в плотный каменный стакан, то уже через сутки ему начинает казаться, что за ним наблюдают, хотя на самом деле никакого наблюдения и не ведется. Так и у меня. Вечером, вернее, в то время, в которое мне кажется, что у нас вечер, я сажусь за железный стол и начинаю вести дневник. Сразу же и начинается — мне постоянно хочется обернуться. Сначала я на Дрюпина грешила, думала, это он устроил — просверлил дырку и смотрит, даже стену несколько раз проверяла — нет там никаких дырок. А ощущение есть. Тогда я попросту взяла и переставила стол к другой
