вечерней газете Густав стал популярен как никогда. И есть немало девочек, готовых его утешить.
Густав сдергивает с себя шапку и пихает ее в карман куртки.
– Я просто хотел сказать «спасибо», – говорит он.
– За что?
– За то, что ты меня выслушала. У церкви. И за то, что посоветовала поговорить с родителями Ребекки. Сам я бы никогда не осмелился. А тут у меня появилось чувство, ну, что если ты меня поняла, то, может, и они поймут.
Мину видит, как увлажняются его глаза.
– Что они сказали? – спрашивает она.
– Они были рады, что я пришел, и не сердились. Они поняли. Газеты гонялись и за ними тоже. Мама Ребекки тоже пожалела, что говорила с Сесилией. Было так… просто хорошо. Мы сидели и плакали вместе.
Теперь Мину понимала, что привлекло Ребекку в Густаве. Его невероятная искренность. Как он смог сохранить это качество в их городе, где открытое выражение чувств среди парней считается подозрительным: чуть что – сразу запишут в геи, и – прощай репутация!
– Хорошо, – говорит она. – Ну то есть я рада, что все прошло хорошо.
Густав кивает. И быстро обнимает ее. Мину успевает подумать, что, к сожалению, очень мало знает о Густаве. А он уже исчезает в коридоре.
Она поворачивается и хочет было начать подниматься вверх, как вдруг видит в лестничном пролете Макса с чашкой кофе в руке. Он улыбается ей, поворачивается и идет дальше, в класс.
Мину останавливается как вкопанная.
В улыбке Макса нет ни капли тепла, ни единого намека на их совместную тайну. Учитель улыбнулся своей ученице. Одной из учениц.
Анна-Карин выходит из автобуса и идет по направлению к дому. Снегопад прекратился, земля одета белым покровом. Анна- Карин не захотела оставаться в школе после обеда, поэтому в кои-то веки возвращается домой засветло. Самое плохое в этом времени года, думает Анна- Карин, что уходишь в школу затемно и домой приходишь тоже в темноте.
Дедушка стоит у коровника и разговаривает с папой Яри, который зашел сегодня к ним починить крышу на домике дедушки. Сложно поверить, что Яри и его папа – родственники. Папа низенький, широкоплечий, коренастый.
Анна-Карин стоит в стороне и ждет, пока папа Яри уедет и они с дедушкой останутся наедине.
– А вот и ты, привет! – говорит дедушка, заметив ее.
– Привет, – отвечает Анна-Карин и идет к деду.
Дедушка обращает взгляд к небу.
– Если бы это было лето, я бы подумал, что надвигается гроза, – говорит он.
Анна-Карин тоже посмотрела вверх. Небо похоже на бесконечное ничто. Ровный беловато-серый цвет без конца и без края.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она.
– Разве не чувствуешь, как наэлектризован воздух? – говорит дедушка. – Будет разряд, помяни мое слово.
Он поворачивается и смотрит прямо на нее.
– Ты не чувствуешь?
Анна-Карин молча качает головой. Ей впервые пришло в голову, что дедушка – живой барометр. И он считывает не только погоду. Он всегда точно знает, как чувствует себя скотина на хуторе. Как будто они сообщают ему об этом каким-то волшебным способом, без слов. А еще дед не раз помогал людям в округе искать воду с помощью «волшебной лозы». Он не кичится своими способностями. Просто делает, и все. Но сейчас он в замешательстве оттого, что ему рассказывает природа.
– Такого не случалось, сколько я себя помню, – ворчит дед, отворачивается и сплевывает в снег. Потом пытается улыбнуться. – Может, конечно, у меня уже маразм начинается.
– Перестань, дедушка, – просит Анна-Карин. Она очень не любит, когда дедушка говорит о своем возрасте.
Взгляд старика затуманивается.
– Тут, знаешь, дело такое, что я даже был бы рад считать это просто маразмом, – говорит он. – Я просыпаюсь ночами оттого, что слышу шепот деревьев. И каждое утро, когда я смотрю в окно, мне кажется, будто лес окружает нас все плотней. Как будто собирается с силами.
– Для чего? – спрашивает Анна-Карин.
Он смотрит на нее. Кажется, будто они стоят на разных берегах и дедушка пытается понять, как перебраться на ее сторону.
– Девочка моя, – начинает он и умолкает.
Между ними пролегло море несказанных слов. Их очень много. Целое море молчания, которое всегда было там, сколько Анна-Карин себя помнит.
– Я знаю, что не умею… не умею говорить о некоторых вещах, – продолжает дедушка. – Нас, мужиков, в прежние времена этому не учили. Но я надеюсь, ты знаешь, что я… что я люблю тебя.
