— Не скнокали, — любезно подсказал дядя Вася.
При виде нахально ухмыляющихся молодчиков все спасовали и покинули свои лаборатории. Только за закрытыми воротами мы догадались объединиться и выразить несогласие.
— Падлы батистовые! Демоны жестокие! — скандировали мы только что разученные с помощью нашего переводчика слоганы.
— Кыш, грибоеды! — донеслось из-за баркаса.
Как высокообразованные представители социума мы тут же склепали крутую маляву, то есть петицию с требованием возместить моральный ущерб и весь прикуп вложить в закупку нового оборудования. Куда потом эта шмага делась — не знаю. Нас, учёных, никто не учил шухарить и бегать с бумагами к пастухам. Все разошлись. А что ещё мы могли сделать?
Сначала мы верили, что за нами придут и принудят к дальнейшей научной деятельности, а потому на сходках перед запертыми воротами гнали понты немерянно. Заодно освоили сленг нового руководства, то есть наблатыкались, чтобы мастрячить предьявы на понятном руководству языке. Однако новый директор через своих псов пообещал закатать всех в аквариум, если мы ещё раз вякнем.
— А самых базлатых мозгодуев он лично загасит на эстраде, — предупредил Козырной Валет.
Мы смело улыбнулись на брехню понтореза, но сердобольный дядя Вася объяснил, что «эстрада» — это унитаз, а «гасить» — это убивать негуманно. Все тут же увяли и разошлись. А что ещё мы могли сделать?
Конечно, бывшие сотрудники рассчитывали, что невежество научного пахана вскоре откроется прогрессивной общественности, и все, как один, поднимутся на защиту наших прав. Увы! Банда зачуханных дятлов под предводительством отмороженного хмыря процветала и в научном аспекте. Даже лучше нашего.
Как такое возможно? Оказывается, научные отчёты никто не читает. А чтобы анализировать — это вообще не из нашей жизни. Пацаны сразу скумекали отдублировать старые рапорты и только дату каждый раз новую пришпиливали при подаче их на конкурс. А уж в Академию они и вовсе куклу посылали, то есть пачку чистой бумаги с титульным листом поверх.
Сколько же среди пацанов получилось лауреатов престижных премий — караул! Почему же мы не докнокали такой фортель? У нас же интеллекта на всех было больше, если верить показателям IQ. Раздать бы, да никто не позарился…
Так и обнаружилось, что не меряно у нас, прежде всего, было наивности. От такого открытия коллективный оптимизм быстро сник, и пошли наши учёные откидывать коньки, рога, копыта, хвосты… — у кого что было.
Я осталась одна в своей квартире. Один на один с отражением в зеркале, от которого поначалу даже пряталась. Так уж вышло: пока ломила в науке, как коренной по нехоженым тропам, некогда было присматривать за афишей, а теперь, глядя на опухшую вывеску и необъятный бункер на толстых подпорках, хотелось навсегда загасить этот светочь местного научного производства, да грабалки на такое отказались подписываться.
И всё же я решила скинуть тапки. Но хотелось сделать это как-то эстетично и деликатно. Чтобы не потревожить кого ненароком. Поиски последнего причала завели меня на помойку. Аборигены сразу приняли меня за свою: такая же кулёма рыхлая и бессмысленная.
— Жмись к нам, — улыбнулся Щербатый, — теплее будет.
— Да я не надолго. Мне бы только лапти сплести помягче, — замялась я.
— Нет проблем, — загалдели остальные и начали присматриваться к моему прикиду. — Тут как раз дурь кинули с химкомбината. Бракованный стиральный порошок. Уже двоих прибрали. Третьей будешь.
Не стану пересказывать своё прощальное слово — мои новые товарищи успели выспаться под него дважды. Но и на помойках водятся деловые люди. Они подловили момент и заткнули мне варежку тройной дозой. Вчетвером пасть держали, чтоб не сплюнула. Оставлю и свой эпикриз без прилагательных. Скажу кратко — я вырубилась, а когда достаточно охладела душой и телом, меня раздели и кинули ближе к хищникам-трупоедам.
Почему меня не растерзала голодная стая? Так я же была третьей. Меня и оставили до следующей хавки. Пустили в запас.
Как описать ощущения, когда откидываешься старой толстой бабой, а приходишь в сознание в шкуре шелудивой суки педантично презираемой всей стаей?
«Думала на дне, а снизу постучали», — проскулила я и посмотрела на своё прежнее свежепокусанное тело с ненавистью.
Чтобы ничего не напутать, я опущу подробности моей собачьей жизни. Когда псы позорные решили со скуки загрызть меня, я очутилась в шкуре самого злого из них. Потом немотивированная стычка с главарём, и я попала в тело вожака стаи. Процесс пошёл. Теперь я переходила в тела только мужского рода.
Когда меня укусил пьяный сторож, я снова попал в мир людей. К тому моменту я уже отлично знал сильные и слабые стороны новой способности моей прохимиченной сущности. Я мог вселиться в кого угодно, если моя кровь хоть на мгновение соприкасалась с другим телом. Мир, наконец, повернулся ко мне правильным местом. Кем я только не был. С кем только не якшался. Один монах, с которым я по пьяни поделился своей тайной, назвал эту способность «Путь неудержимого блаженства». Лучше не скажешь.
Конечно, вы можете мне не поверить, ибо при всём козырном раскладе я прописался в вашей конторе. Что тут сказать? Во-первых, сладкого иногда бывает до слёз, а во-вторых, в ближайший выходной к нашему начальнику должен заглянуть пахан из моего института. Как же у меня до него зубы
