случившейся на окраине города. Василиса, которая по жизни снималась с ручника очень неторопливо, даже не занервничала. Она растерянно проводила Грехобора, а тот совершенно обыденно, словно имел многолетний опыт подобных прощаний, чмокнул ее в щеку, сказав: «Я скоро вернусь…»
Не-э-эт. Васька не переживала. Она проводила благоверного и отправилась на кухню. К тому же буквально через час там вновь материализовался Глен. Пряча взгляд и путаясь в словах, дух с горем пополам объяснил девушке, что-де Повитуха была при смерти, Грехобор ее спас, и сейчас они в каком-то Цетире что-то решают.
Все просто и понятно, настораживало только одно – призрак при разговоре упорно смотрел или под ноги, как нашкодивший двоечник, или в потолок, как набедокуривший дошкольник, а еще он безостановочно извинялся, из-за чего обретал сходство с жалким холуем. В общем, все это только взвинтило Ваське нервы.
Да и разговор по душам с колдуном ничего хорошего не принес. Припертый к стенке, Глен признался, что во сне не единожды вселялся в тело Василисы без ее на то разрешения. Представив, как какой-то сомнительный мужик расхаживает, облачившись в ее роскошные формы, Лиска обозлилась. Однако призрак, почуяв, что своим признанием ничего хорошего не добьется, вытащил припасенный в рукаве козырь и поведал стряпухе о том, какой печальной участи помог ей избежать в заброшенной лесной землянке.
– Если бы я тебя не оттолкнул, ты бы приняла силу Шильды и стала колдуньей. Считай, умерла, – говорил он, пятясь от разъяренной собеседницы. – Колдуны все забывают, стоит проклятому дару войти в них. А сила, живущая в них, стремится уничтожить все то, что когда-то делало человека человеком.
– Подожди, но…
– Нет уж, это ты подожди, – Глен нахмурился и скрестил руки на груди. – Ты вот гневаешься, что я твое тело занимал. Так если бы не занимал – не спас бы Зарию.
Василиса помолчала, а потом кивнула, признавая правоту колдуна. И, не в силах скрыть любопытство, спросила:
– А почему колдуны все забывают?
– Из-за дара, – хмуро ответил мужчина. – Чем сильнее маг, тем страшнее и яростнее его дар. Человек не то что воспротивиться, вздохнуть не сможет без боли, особенно если сила в него без согласия перешла.
– А ты соглашался?
– Нет. Но мне повезло. Я сиротой был. Один. Никого убивать не пришлось. А вот другим…
В этот момент на кухню зашла Зария. И Глен тотчас резко отвернулся и исчез. Чернушка так и застыла, увидев колдуна, а потом поджала губы и снова вышла в зал. Молча. И молчала после этого все оставшиеся дни.
Может быть, именно потому, что призрак и наследница лантей вели себя тоскливо и молчаливо, а может, потому, что сама Лиска наконец-то снялась с ручника, к вечеру ее начало потряхивать от нехорошего предчувствия.
Ночь она провела, ворочаясь с боку на бок, утро, громыхая кастрюлями и сердясь на весь свет, день прошел в предвкушении того, как самая огромная сковорода вступит в контакт с головой Йена, едва тот вернется, вечер был посвящен тоске, ночь – тревоге, а нынешнее утро, прямо скажем, откровенной панике. Одним словом, наплыв посетителей помогал стряпухе справиться если не с одиночеством, то уж с тоской и желанием наделать глупостей – точно.
Таким образом, к обеду второго дня Василиса была готова сделать все что угодно, лишь бы хоть как-то развеять похоронную атмосферу, воцарившуюся в душе и на вверенной ей кухне. Хотелось поговорить с Зарией, но та столь упрямо, столь агрессивно молчала, отгородившись от всего мира невидимой стеной отчуждения, что Василиса поняла – ей эту стену не пробить.
Потому, удрученная безрадостными мыслями, она варила, жарила, парила и старалась не думать о том, что ее короткая семейная жизнь, похоже, обещает закончиться внезапно и трагично, потому что едва только Йен появится на пороге, его ждет смерть. Лютая и страшная. Он будет либо убит сковородой, либо задушен в объятиях, либо утоплен в слезах. Со способом убийства Васька еще не определилась, но пока склонялась к первому.
Однако вечером неизвестность и тоска стали совершенно невыносимыми, и девушка решила хоть как-то развеять свою печаль – выйти в обеденный зал, где сидели люди, с которыми можно было перекинуться хотя бы парой слов.
Увы, народа почти не осталось. Лишь Багой о чем-то беседовал в углу с посетителем, которого невозможно было разглядеть ввиду того, что половина сальных свечей в подвешенном к потолку тележном колесе уже потухла. В трактире царил уютный полумрак. Негромко переговаривалась пара завсегдатаев, сидящих с кружками пива, – мужики спорили о том, насколько страшны видии.
Василиса вздохнула, понимая, что тоска ее только усугубляется, – поболтать было не с кем, поэтому девушка обреченно отправилась собирать со столов тарелки. Она уже набрала целую стопку, когда услышала, как скрипнула входная дверь. На пороге возник мужчина. Он застыл в проеме, и аринтмский вечер расплылся синильной темнотой за его плечами. Незнакомец же словно раздумывал, стоит ли заходить. В дверь тянуло сквозняком и сыростью – проклятый дождь лил уже третьи сутки. Лиска зябко поежилась и махнула мужчине:
– Заходи быстрей, холодно. Чего замер?
– Приглашаешь, хозяйка? – слегка улыбнулся незнакомец.
