Старуха берет поезд и говорит:
– О да, отличная штука. Мои внуки играли с такими поездами, когда им был всего год.
Мать молчит, лишь протягивает ладонь за сдачей, ее глаза прикованы к поезду. Пальцы нервно трогают сине-желтый паровоз.
Я подхожу к прилавку.
– Готов спорить, у вас их часто покупают.
Мать дергается. Кажется, она вот-вот сбежит, потом берет себя в руки. Старуха смотрит на меня. Утонувшие в тенях синие камушки, всевидящие, всезнающие.
– Вовсе нет. Не в наши дни. Мало кто их коллекционирует. Не в наши дни.
Покупка совершена. Женщина торопливо покидает магазин, не оглядываясь. Я смотрю ей вслед.
– Этот динозавр стоит сорок семь, если вы собираетесь его брать, – говорит старуха.
По ее тону ясно, что она знает: я ничего не куплю.
Я не коллекционер.
Ночь. Новые встречи с незаконным материнством в темноте. Младенцы повсюду, выскакивают, словно мухоморы после дождя. Я за ними не поспеваю. Приходится уехать с последнего вызова до прибытия уборщиков. Я нарушил цепь улик, но что поделаешь? Куда бы я ни пошел, вокруг раскрывается мир детей, дыни, стручки и плодородные утробы распахиваются и исторгают на землю младенцев. Мы в них тонем. Джунгли сочатся ими, женщинами, которые прячутся в душных пригородах, и когда я несусь по магнитке по своим кровавым заданиям, леса тянут ко мне снизу лианы- щупальца.
У меня в патрульной машине есть адрес мамаши. Она скрылась. Затаилась в кроличьей норе. Закрыла дверку над головой. Залегла со своим отродьем, вернулась в подпольную сеть женщин, которые решили умереть, чтобы выжать из себя младенца. В духоту запертых дверей и обосранных подгузников, в женский клуб, где принято дарить поезда маленьким созданиям, которые действительно играют с ними, а не ставят на журнальный столик и не заставляют ежедневно таращиться на них…
Женщина.
А потом приходит новый вызов, новая зачистка, и я делаю вид, будто не знаю о ней, будто не просверлил глазок в ее убежище, чтобы подсматривать, когда вздумается. За женщиной, о которой мы не знаем, – пока. Которая не совершила ошибку – до сих пор. Я несусь на другой вызов, сквозь тропический подлесок, вторгающийся на рельсы, к другой женщине, которая оказалась не столь удачливой и умной, как коллекционерка. И эти другие женщины занимают меня на некоторое время. Но в конце концов, припарковавшись на берегу моря, под доносящиеся из джунглей обезьяньи вопли и шум дождя, заливающего лобовое стекло, я ввожу ее адрес.
Просто проеду мимо.
Наверное, прежде, до секвестрации, это был зажиточный дом. До того как мы выбрались на чистый воздух шпилей и суперкластеров. Сейчас он на самом краю остатков пригородов. Странно, что здесь есть электричество и хоть какие-то коммуникации. Джунгли окружают дом, укутывают его. Дорога к нему, в стороне от магниток и технических маршрутов, вздыбилась, растрескалась, взломана наступающими деревьями. Женщина умна. Она держится как можно ближе к дикой природе. Дальше лишь переплетение теней и зеленая мгла. Обезьяны мчатся врассыпную от моих фар. Соседние дома заброшены. Обслуживание этого района могут прекратить в любой момент. Через пару лет этот участок полностью зарастет. Мы отключим снабжение, и здесь воцарятся джунгли.
Некоторое время я разглядываю дом снаружи. Да, она умна. Живет так далеко. Нет соседей, которые могут услышать плач. Но я думаю, что еще умнее было бы совсем переселиться в джунгли и бегать с другими обезьянами, которые не могут не размножаться. Полагаю, по большому счету эти безумные женщины все же люди. Они не в силах расстаться с цивилизацией. Или не знают как.
Выхожу из машины, достаю гранж и выламываю дверь.
При виде меня она поднимает глаза от кухонного стола, за которым сидит. Она даже не удивлена. Только немного ссутулилась. Словно знала, что так будет. Как я уже говорил, умная леди.
В кухню вбегает ребенок, привлеченный шумом. Ему года полтора-два. Останавливается и смотрит, светловолосое создание с длинными, как у матери, волосами. Мы таращимся друг на друга. Потом ребенок поворачивается и карабкается на материнские колени.
Женщина закрывает глаза.
– Давай. Действуй.
Я нацеливаю гранж, мою двенадцатимиллиметровую ручную пушку. На ребенка. Мать обнимает его. Чисто не получится. Пуля пройдет насквозь и
