Как только лейтенант это представил, ему захотелось на выход. Он даже непроизвольно подался назад – и замер, оценивая обстановку. Да, уйти можно, и никто не упрекнет в малодушии – напротив, признают решение правильным. Но вдруг майор совсем рядом? И как потом жить, узнав, что пройти оставалось несчастных пять-семь метров?
Стиснув зубы, он двинулся дальше, и уже через несколько шагов впереди обозначилась знакомая фигура. Свирин неподвижно лежал лицом вниз, но что-то в его позе внушало надежду.
«Жив», – с облегчением подумал Малов, переворачивая майора на спину.
Шлем, конечно, не работал. Малов снял его и отпихнул в сторону, чтобы не мешался. Свирин лежал с закрытыми глазами, но его ресницы подрагивали, а уголок рта временами кривился, как от судороги. «Это еще терпимо», – про себя отметил лейтенант. Ему доводилось видеть людей, которые после психотронного воздействия превращались в полуидиотов с пузырящейся слюной на губах…
Он крепко взял Свирина под мышки, собираясь тащить к выходу. И тут его мозг взорвался, словно в черепную коробку забросили пригоршню раскаленных углей. Затем начался кошмар.
Человеческая психика – материя хрупкая, не приспособленная для отражения серьезных атак. Добровольцам, чтобы загреметь в госпиталь, хватило нескольких секунд воздействия – возможно, не самого сильного. Свирин, конечно, продержался намного дольше – не исключено, что все два часа. Закаленный боец, он находил силы не сломаться даже там, где иные из коллег терпели поражение. Видимо, то, что его в конце концов доконало, было поистине чудовищно. И Малов инстинктивно чувствовал: худшее еще впереди.
Когда ментальная волна обрушилась на его мозг, в нем, как у любого псишника, уже возвышались оборонительные редуты. Они ослабили первый удар, но, чтобы сохранить рассудок, приходилось непрерывно возводить новые укрепления. Замешкаешься – ляжешь рядом с майором…
Черные гиганты кривлялись все сильнее – и никак не могли дотянуться до жертвы. Раскорячившись, они то и дело касались друг друга, потом начали переплетаться и наконец слились в нечто вроде короны с трепещущими, как языки пламени, зубцами. Та, в свою очередь, внезапно рассыпалась миллионами кругляшей размером с теннисный мячик.
Кругляши покатились по площади и погребли под собой Малова. Он упал, забарахтался в шевелящейся массе и вдруг с отвращением понял, что это никакие не мячи, а чертики – толстопузые, с острыми рожками и твердыми копытцами.
«Ты наш, ты наш! – восторженно пищали чертики. – Не веришь? Убедись!»
Малов с усилием выпростал руку, коснулся лица и нащупал вместо носа свиной пятак. Вторая стадия ментального воздействия – когда, в придачу ко всем галлюцинациям, меняешься ты сам. Третья стадия – это уже полное смешение яви и бреда, из которого, если повезет, можно выбраться, а можно навсегда остаться со съехавшей крышей.
Он выкарабкивался невыносимо медленно, выставляя в мозгу все новые барьеры взамен тех, что истончались, гнулись и рассыпались в труху. Долгое время ничего не происходило. Потом чертики начали звучно лопаться – сперва поодиночке, затем десятками, сотнями, тысячами, пока не осталось ни одного. Но не успел Малов обрадоваться передышке, как площадь пошла складками, вздыбилась, и он, тщетно пытаясь уцепиться за неровности, покатился вниз.
Его протащило по изогнутой ребристой трубе, несколько раз перевернуло через голову и вынесло в пещеру, полную зловонных испарений. Здесь пришлось пройти очередные круги ада. Малова одолевали хохочущие демоны с перепончатыми крыльями, гигантские крапчатые слизняки, скрюченные скелеты непонятных существ, полчища ненасытного гнуса, зубастые жабы-переростки и множество других мерзких тварей, которым было трудно подобрать земные аналоги. Самого лейтенанта при этом плющило, корежило, сворачивало в трубку, он превращался то в высохшего карлика, то в великана, врастающего головой и руками в свод пещеры.
Третья стадия была близка, как никогда. Много раз у Малова возникало ощущение, что он навис над огромной чашей с черной маслянистой жидкостью. Сейчас его сознание перельется в нее и наступит вечная тьма… Но каким-то чудом ему удавалось держаться на волоске, а в момент, когда сил уже не осталось, наступила очередная перемена.
Внезапно налетел обжигающе горячий ветер, и его порывом Малова зашвырнуло в высокий круглый зал, наполненный извилистыми струйками дыма. Сквозь них проступал массивный черный столб, напоминающий пальму с листьями-веерами на длинных черешках. Только росли они неправильно – вместо того чтобы гордо колыхаться в вышине, заворачивались книзу и утыкались обратно в ствол.
Конечно, и это было всего лишь видение, галлюцинация под стать предыдущим. Но внутреннее чутье подсказало Малову, что он в центральной части Офиуры – куполе. Дальше податься некуда, поэтому сейчас произойдет самое важное. Или последняя битва, или…
Он вгляделся в «пальму» – и вдруг его царапнуло по сердцу. Дерево, плотно обхватившее себя листьями, вызывало странную ассоциацию с человеком, который, чтобы не видеть окружающего ужаса, спрятал лицо в ладонях. Словно борьба с незваными гостями смертельно утомила пришельца и сквозь напускную воинственность проглянула его подлинная суть.
И тут лейтенант Малов понял.
Неизвестно, на чем пришелец пересек космическую бездну, но у самой Земли его средство доставки потерпело аварию. Он собирался выполнить программу исследований незаметно, завернувшись в силовой кокон, а свалился на чужую планету фактически беззащитным. Остатков энергии хватило лишь
