болтал на лавочке у подъезда. Вернувшись же, выяснил, что, во-первых, справедливые упреки мамы, взволнованной пропажей на два часа ребенка, отправленного на пятнадцать минут в магазин через улицу и потому не взявшего телефон, как-то пролетают мимо ушей. А во-вторых, что он постоянно думает о Леле, вспоминает ее солнечную улыбку, скучает без ее голоса… В общем, караул.
На следующий день Витька, вскочивший ни свет ни заря, весь извелся, пока наступило время, относительно приличное для звонка.
– Алло, Лель, привет! Это Кораблев, – преувеличенно бодро начал он. – А ты что сегодня делаешь? Может, пойдем погуляем?
– Прости, Витя. Но меня уже пригласили. На великах покататься. Зайдут через пятнадцать минут.
Даа, такой затрещины от судьбы Витька не получал давно. Он буквально завис с трубкой в руке, как старенький компьютер, видеокарта которого не тянет чересчур навороченную графику игрушки. Разум отказывался понять, как такое возможно? И вообще, что теперь делать, что говорить?..
– Алло! Вить? Вить, ты меня слышишь? – доносилось из трубки.
Наконец Витька справился со ступором, торопливо извинился, сославшись на пропавший вдруг звук, еще более торопливо попрощался с Лелей… и стремглав кинулся обуваться.
Из «Мерсорожца» Лелин подъезд был как на ладони. Витька успел вовремя: буквально через минуту после того, как он хлопнул выкрашенной голубой краской дверцей, к подъезду подрулил…
– Шурик! – выдохнул Витька, не веря своим глазам.
Да, это был он, Шурик Ватутин, – некогда лучший друг, а теперь едва ли не самый ненавистный человек на свете. Хуже Гитлера!
Все еще надеясь в душе, что тут какая-то ошибка, Витька молча наблюдал, как Шурик спешился и позвонил в домофон. Разумеется, на таком расстоянии не было слышно, что он говорил, но через несколько минут подъездная дверь открылась, пропуская Лелю с ее ярко-красным велосипедом. Обменявшись парой слов, они с Шуриком оседлали свои машины и не спеша покатили прочь, а Витька остался сидеть, дурак-дураком, в ржавом, пропахшем пылью и временем автомобиле.
Руки сами собой легли на руль.
На этот раз ни о какой игре, разумеется, речи не шло.
– Вот когда-нибудь… – руль влево! – когда она будет совсем старой… – еще влево! – и дряхлой… – вправо! – она поймет, что ей… – снова влево! – не хватало… – вправо! – всю жизнь… – вправо-влево! – и не чего-то… – вправо-влево! – а меня! – влево-право! – Но будет поздно! – круто влево, и газ до отказа. Все, приехали!
Выбравшись из «Мерсорожца», Витька от души хлопнул дверью.
И что теперь? Идти домой или погулять еще? С одной стороны, домой не хотелось. С другой – делать одному на улице совершенно нечего, а вот наткнуться где-нибудь на Лелю и подлеца Шурика можно запросто. Конечно, случись такое, и он изо всех сил постарается сделать вид, что все о’кей, но приятней-то встреча от этого не станет…
Погруженный в раздумья, Витька сам не заметил, как дошел до Лелиного подъезда и зачем-то уселся на лавочку. С другой стороны, что значит зачем? Вот захотелось, и сел! Что, нельзя?! Это общая лавочка, между прочим!
И вот тогда…
– Привьет! Можно я отдохнуть тут немного тоже?
Витька поднял глаза. Незнакомка, стоящая напротив лавочки, была взрослая, почти как мама, но называть ее даже мысленно «тетей» или просто «женщиной» у Витьки отчего-то язык не поворачивался: только девушкой. Может, потому, что она приветливо и открыто улыбалась, или потому, что была красивой – высокая, стройная, длинноногая, с золотистым ровным загаром и молодежной прической: по-мужски коротко стриженный затылок, а на макушке пряди торчат во все стороны, более темные у корней и осветленные на кончиках. А может, просто потому, что в голосе ее не было тех снисходительно- покровительственных интонаций, с которыми многие взрослые предпочитают разговаривать с детьми. Зато в нем чувствовался сильный иностранный акцент, а в руке девушка держала свернутую гармошкой карту.
«Туристка. Заблудилась, – решил Витька, хотя не знал поблизости ни музеев, ни каких-то других достопримечательностей. Но мало ли… – Наверное, сейчас спросит, как пройти куда-нибудь».
Вообще-то он прекрасно знал, что с незнакомыми взрослыми на улице лучше не разговаривать, но ведь не съест же она его? Опять же, день на дворе, подъезд большого дома, в котором полно жильцов…
В общем, Витька пробормотал: «Пожалуйста» и, хотя на лавочке было достаточно места, отодвинулся на самый край. «В случае чего дорогу объясню, если смогу, – решил он, – а провожать не пойду».
Незнакомка еще раз улыбнулась и, поблагодарив кивком, уселась, закинув ногу на ногу. Молча.
Когда прошло несколько минут и Витька уже слегка занервничал, раздумывая, что лучше: встать и идти к дому или сидеть до тех пор, пока туристка не уйдет сама, она тихо произнесла:
– So, what are you…
– Что? – растерялся Витька.