даже не ставили на одну ступень с животными, а воспринимали как что-то низкое и демоническое, как паразитов, как какую-то мерзость.
Она дернула плечом.
– Не знаю. Я сделала все возможное, но мой талант не в этом.
– Каз спрашивал, отправит ли «Белая роза» делегацию на Рингкеллу.
– Ты знаешь дом «Белой розы»?
– Западный Обруч – любимая тема для обсуждений в Хеллгейте.
Нина замерла. Затем, не сказав ни слова, закатала рукав рубашки. На внутренней части ее предплечья сплелись две розы. Она могла бы объяснить, что там делала, рассказать, что никогда не зарабатывала на жизнь своим телом, но это его не касалось. Пусть думает что хочет.
– Ты выбрала такую работу?
– «Выбрала» это сильно сказано, но да.
– Почему? Зачем ты осталась в Керчии?
Девушка потерла глаза.
– Я не могла бросить тебя в Хеллгейте.
– Ты меня туда и
– Это была ошибка, Матиас.
Его взгляд вспыхнул от гнева, напускное спокойствие мгновенно испарилось.
– Ошибка?! Я спас тебе жизнь, а ты обвинила меня в работорговле!
– Да, – признала Нина. – И почти год я пыталась найти способ, как все исправить.
– Ты хоть когда-нибудь говоришь правду?
Она устало откинулась в кресло.
– Я никогда тебе не врала и не буду.
– Первые слова, которые ты мне сказала, были ложью. На каэльском, насколько я помню.
– Сказанные прямо перед тем, как ты схватил меня и запихнул в клетку. Думаешь, это был подходящий момент для правды?
– Не стоит тебя винить. Ты ничего не можешь с собой поделать. В самой твоей природе заложено лукавство. – Он взглянул на ее шею. – Синяки исчезли.
– Я избавилась от них. Тебя это беспокоит?
Матиас ничего не сказал, но девушка увидела тень стыда на его лице. Хельвар всегда боролся со своей порядочностью. Чтобы стать дрюскелем, ему нужно было убить в себе все хорошее. Но парень, которым он на самом деле был, всегда прятался внутри, и в те дни, что они провели вместе после кораблекрушения, она увидела его настоящего. Нине хотелось верить, что этот парень все еще там, заперт, несмотря на ее предательство и все то, что ему довелось пережить в Хеллгейте.
Глядя на него сейчас, она в этом сомневалась. Может, он и самом деле такой, а образ, за который она цеплялась последний год, был иллюзией?
– Мне нужно позаботиться об Инеж, – сказала девушка, желая, чтобы Хельвар поскорей ушел.
Но Матиас не уходил. Вместо этого он спросил:
– Ты думала обо мне, Нина? Мешал ли я тебе спокойно спать?
Она пожала плечами.
– Корпориалка может спать, когда захочет. – Но не может контролировать свои сны.
– В Хеллгейте сон – настоящая роскошь. Это опасно. Но, когда я засыпал, мне снилась ты.
Нина резко подняла голову.
– Именно так, – продолжал Матиас. – Всякий раз, когда я закрывал глаза.
– И что происходило в этих снах? – спросила она, с нетерпением дожидаясь ответа, но и опасаясь его.
– Ужасные вещи. Худшие пытки. Ты медленно меня топила. Сжигала сердце в моей груди. Ослепляла меня.
– Я была чудовищем.
– Чудовищем, русалкой, ледяной сильфидой. Ты целовала меня, шептала сказки мне на ухо. Пела мне и обнимала, пока я спал. Я просыпался, преследуемый твоим смехом.
– Ты всегда ненавидел мой смех.
– Я любил его, Нина. И твое пламенное сердце воина. Возможно, я любил и тебя.
Возможно. Однажды. До того как она его предала. Эти слова отозвались болью в груди.
Она знала, что лучше промолчать, но не удержалась:
– А что делал ты, Матиас? Что ты делал со мной в своих снах?
