— Встань, — велел ей Карамо, постаравшись говорить мягко, хотя душа его билась вместе с сердцем и готов была вырваться из груди.
В эту минуту он понял, что посвящённых в тайну ключа больше, чем ему казалось. Не одни избранные лозовики, громовники и меченосцы — мориорцы тоже. И, возможно, фаранцы. За такое откровение не жаль отдать полжизни на розыски — и оно приходит внезапно, как дар из рук юной служанки в ошейнике.
Значит, власть ключа архангелов охватывает обе обитаемые планеты. И трижды — во имя Отца, Грома и Молота! — трижды истинны слова Ветра- Воителя, сказанные им святой Уванге:
Хайта выпрямилась, но встать с колен не посмела — её серо-зелёные глаза смотрели на Карамо с надеждой и ожиданием; она поджала, даже закусила губы.
— Какой награды ты хочешь?
—
— В империи нет рабов. — О том, как обстоит дело с рабством на Красной половине, кавалер вспоминать не любил и потому вслух придерживался официальных лозунгов.
— Надо обряд… — опустив лицо, заговорила Хайта ноющим голоском. — Чтобы всё по
— Хорошо. Бог молний мне свидетель, — осенившись знамением, Карамо приложил руку к сердцу, — даю слово чести, что награжу тебя по заслугам, когда вернёмся в землю драконов. Буду твоим ходатаем перед графом Бертоном, чтобы избавить тебя от зависимости.
— Только я с юницей расставаться не хочу, — быстро прибавила Хайта, с чувством поцеловав полу вишнёвого кавалерского кафтана.
— С кем быть — разберёшься сама. Хотя… я хотел бы видеть тебя своей помощницей.
— Рада буду выполнять ваши поручения, господарь, если они мне по силам. — Опять она увильнула, отделавшись вежливыми словами и ничего не обещая.
— Хитрая бестия. — Карамо взял Хайту за подбородок, поднял её лицо, чтобы не прятала глаз. — Первое поручение вполне по силам — молчать.
— Господарь, меня учили этому с тех пор, как я умею говорить. — Изящно высвободив голову из твёрдых пальцев кавалера, златовласка деликатно лизнула его руку.
Отпустив Хайту, Карамо сел к письменному столу в небывало приподнятом настроении духа. Ему хотелось петь и плясать, забыв о ревматизме. Три части ключа в руках Ордена! Поистине счастье быть свидетелем — и соучастником! — такого беспримерного успеха. Уже на третьи сутки экспедиции — неоценимая добыча!..
«Прекрасное начало — но есть время и возможности продолжить поиск. — Немного успокоившись, кавалер вернулся мыслями к задуманным делам. — Незачем утомлять Лариту, хватит бумажного письма. Опишу Галарди ситуацию в Панаке и посольстве… о „власти земли“ пока умолчу, это по возвращении. Письмоносцем будет агент Второго — так верней, из рук в руки. Отошлю с пароходом парнишку, заодно на плате медиуму сэкономлю, а то с вычетом отданного ан Эрите моя касса слегка отощала».
— Олух. Ротозей. Дырявая башка. Чтоб тебя громом расшибло! — злобно выговаривал штабс-капитан Вельтер своему денщику, державшему руку под козырёк.
— Виноват, ваше благородие. — После трёх дней без сна Нож выглядел как в дым загулявший солдат, вынутый комендантским патрулём из грязного притона. Мундир неопрятный, веки опухли, физия небритая, белки глаз в красных прожилках, руки вздрагивают, губы как-то не по-людски шевелятся. Точь-в-точь кутил ночами напролёт без просыпу!
Проходившие по перрону поглядывали, как пехотный офицер отчитывает жандармского сержанта, и покачивали головами — не иначе, загремит сержант на гауптвахту. Или вообще под трибунал — в штрафные роты, со штыком на кратеры ходить. Надо ж в военное время так упиться, чтоб потерять кавалерийский лоск!..
— Куда ты глядел? чего зевал? поводок граблями удержать не мог? Не жеребца ведь норовистого выгуливал, а кошку!
— Покорнейше прошу простить, ваше благородие… Есть грех — вот прямо как бы на ходу вздремнул. А Миса будто выскользнула от меня — и ходу. Я за ней, да где там за кошкой угнаться… Свистнула через забор — и поминай, как звали. Я в обход, а её там нету. Туда, сюда, зову — ни мур-мур, ни мяу.
— Из-за тебя, раззявы, поезд без нас уйдёт. Пока Мису не сыщем, я отсюда ни ногой. Забирай из вагона багаж — и бегом ко мне. Я — в кассу, проездные документы исправлять.
