«И не выскочит», – вздохнул Тимофеев.
– Слазь! – буркнул конвоир, небрежно пихая Витьку.
Тот безропотно слез. Его опять пихнули в спину, указывая направление движения, и привели в небольшую комнату с беленым потолком, засиженным мухами, и стенами, наполовину выкрашенными зеленой краской. За окном сияло садившееся солнце, освещая скромную обстановку – стул и стол.
«Зольдат» усадил Виктора на скрипучий венский стул, и Тимофеев поднял глаза на двух немецких офицеров, устроившихся напротив за столом. Один из них что-то сосредоточенно писал, а другой сидел рядом, лениво развалясь, и курил, не глядя на какого-то там «хиви»[12] .
Говорят, Гитлер умел держать минутную паузу, взвинчивая зал. Так вот тот офицер, что затягивался сигаретой, выдержал как минимум втрое дольше. Он жмурился, пускал дым, стряхивал пепел, думал о чем-то приятном. С сожалением докурив, немец перевел скучающий взгляд на Тимофеева и спросил:
– В какой разведшколе вы выучили немецкий язык?
Виктор, чувствуя в душе пустоту, отчаяние и почившую надежду, усмехнулся.
– Не знаю, в разведшколах не бывал. Только вряд ли хватит года, чтобы выучить чужой язык. Я с самого рождения слышал два языка – немецкий и русский, потому и владею обоими.
– Имя? Фамилия?
– Макс Отто Бользен.
– Где родились?
– В России, в городе Марксштадт. Это в Поволжье. Но жили мы не там, а на Дальнем Востоке, в городе Хабаровске.
В Хабаровске Тимофеев бывал не раз, там жила его тетка, она возила «Викочку» в Китай.
– Тогда как вы объясните, что при вас нашли зольдбух красноармейца Тимофеева?
– Это долгая история… – вздохнул Виктор, соображая, как бы ему не запутаться в «сочинении на вольную тему».
– А мы не торопимся! – ухмыльнулся тот, что писал.
– Моего отца звали Отто…
– Звали? Он умер?
– Я не знаю… В прошлом году его арестовали по лживому доносу, обвинив в шпионаже, хотя он был простой бухгалтер. Отец бежал. Не знаю, как, но неизвестный человек передал нам от него письмо из Шанхая. Отец писал, что сумел перейти границу, представляясь японцам немецким гражданином, и теперь попытается добраться до Германии морем, на пароходе. Не знаю, добрался ли он до берегов рейха, больше мы не получали от него весточки. А перед самой войной чекисты арестовали мою муттер. Взяли бы и меня, но я застал сам момент ареста и спрятался за деревом. Я скрывался у друзей, а потом узнал, что мать расстреляли. То ли как жену шпиона, то ли как врага народа… Не знаю уж. И мне не оставалось ничего другого, кроме попытки пересечь границу, по отцовскому примеру, но папахен неплохо владел японским, я же выучил всего несколько слов, а соваться с таким багажом в Маньчжурию, где правят воины микадо… Это просто глупость. И я поехал на восток, украв у пьяного на вокзале в Хабаровске паспорт. По нему я купил билет на поезд и добрался до Москвы, откуда двинулся к фронту. На берегу Десны я столкнулся с красноармейцами, но сумел убежать от них. А потом наткнулся на убитых русских и вот не побрезговал, раздел одного из них, переоделся в красноармейскую форму, только сапоги оставил свои. Там же я взял зольдбух на имя Тимофеева, решив, что если встречусь с русскими солдатами, то притворюсь своим. Но мне это не потребовалось – я дошел до самого Рославля, где и встретил немецкий патруль.
– Вы сами хотели сдаться?
– Я хотел не сдаться, а верно служить рейху! Русские – враги Германии, значит, они и мои враги. Я еще ни разу не убивал людей. Наверное, из меня получится плохой солдат, но я готов снова уйти в Советскую Россию через линию фронта, как разведчик. Научите меня, и я принесу много пользы Фатерлянду!
Тимофеев старался несколько убавить степень пылкости, но немцы восприняли ее, как должное – сентиментальная нация.
– Меня зовут Готлиб, – представился писавший, – а вот его, – он указал на курившего, – Курт. И мы оба не верим, что тебя зовут Макс Отто. Мы считаем, что ты – русский шпион!
Виктор вздохнул. Им овладело смертельное равнодушие. Наверное, в таком состоянии люди пускают пулю в лоб или позволяют накинуть себе петлю на шею.
– Я дьявольски устал, господа. Все, чего я хочу, – это честно послужить родине. Вы мне не верите? Простите, но это ваши проблемы – я вам говорю правду.
– Где вы родились?
– Марксштадт.
– Где жили?
