притягивающий опасности, с которыми тебе приходится раз за разом справляться, рискуя собственной жизнью.
«Нет, Громобой прав, – думал воин, глядя на широкую спину нейроманта. – Танга находим – и разбегаемся. Мы – обратно, в логово. Они… куда-то еще. Пока у нас общая цель, но потом дорожки расходятся…»
Внезапно Ван заметил движение слева. Резко повернув голову, он увидел, как из здания выскочила крысособака и на всех парах бросилась к Громобою. Ван нахмурился: прежде ему не доводилось видеть столь огромных псин.
«Тоже констр? – покосившись на Бо, подумал воин. – Или, может, она, как некоторые дикари, в Красное Поле окунулась и выжила?»
Крысособака замерла, не дойдя до Громобоя несколько метров, после чего медленно уселась на асфальт. Ее глаза по-прежнему были налиты кровью, но в атаку тварь не рвалась – явно Бо постаралась, задавила ее волю своей и заставила выполнять приказы. Посидев немного, крысособака поднялась и поплелась было обратно в здание, когда Громобой, не оборачиваясь, воскликнул:
– Лучше скорми ее Рухляди!
– Ты иногда такой циник, – хмыкнула Бо, но, судя по тому, что псина сменила курс и побежала к бредущему позади роботу, повелительница мутантов вняла просьбе мужа.
Ван с трудом удержался, чтобы не оглянуться на трапезничающего био. Ничего эстетичного в этом зрелище не было – напротив, оно представляло собой этакую квинтэссенцию всего омерзительного, что связано с потреблением пищи. Впрочем, характерный скрежет челюстей и предсмертный лай умирающей крысособаки мимо ушей пропустить оказалось куда как сложней.
«Вот ведь напасть какая, – думал Ван, упрямо не поворачивая голову на звук. – Когда они на нас нападают, мы их бьем мечами, стреляем из пистолей в них, в общем, не щадим… а тут, когда их кто-то сжирает, отчего-то на душе так паршиво становится… И откуда в нас взялось сочувствие к этим кровожадным тварям? Они-то нам глотку разорвут при первой возможности, в десяти случаях из ста, а мы их все равно жалеем…»
Когда скулеж и скрежет окончательно стихли, Ван все-таки позволил себе обернуться и увидел, что стальная морда Рухляди блестит от капель крови, осевшей на помятой ржавой поверхности обшивки. Черноволосого воина от этого зрелища невольно передернуло.
«Наверное, все дело в наших предках, – подумал Ван, снова поворачиваясь и прибавляя шаг, дабы сильно не отстать от нейроманта, взявшего высокий темп. – Совет же говорил, что раньше люди держали крысособак дома, приручали их… а потом случилась Последняя Война, и все звери сошли с ума».
Впрочем, разве стоило удивляться метаморфозе, случившейся с флорой и фауной, если даже люди, вроде бы наделенные рассудком, частично сбрендили и озлобились на весь мир?
От дальнейших измышлений Вана отвлек Громобой: повернувшись, нейромант посмотрел воину в лицо и сказал, мотнув головой в сторону:
– Ну что, пришли? Вон он, наш дом.
Сердце в груди Вана екнуло. Уняв беспокойство, он подступил к бородачу и тоже принялся пожирать глазами предполагаемое логово Угрюма.
Это был, в общем-то, самый обыкновенный дом, каковых хватало в этом, удаленном от центра районе – четыре этажа (то ли так и задумывалось, то ли стало – в результате бомбежки), окна, напрочь лишенные стекол, и темные прямоугольники дверных проемов, через которые наружу выглядывал обитающий внутри зловещий сумрак. Ван очень живо представил, что за твари поджидают их там, в этой непроглядной тьме, и ему снова стало не по себе.
– Не похоже это здание на жилое, честно говоря, – задумчиво произнес Громобой. – Хотя, может, на то и расчет? Чтобы не привлекать лишнее внимание…
Уперев руки в бока, он придирчиво осматривал подозрительную постройку – насколько мог, с достаточно почтительного расстояния. Скрежет шарниров Рухляди за спиной с каждой секундой становился все тише, пока не смолк совсем: судя по всему, нейромант отправил своего питомца в тыл, как и собирался изначально.
– Ты как? – вдруг услышал Ван голос Лары.
Вздрогнув, воин повернул голову и обнаружил, что блондинка стоит справа от него и проверяет магазин своего пистоля. Устыдившись собственной рассеянности, воин буркнул:
– Нормально.
И тоже потянулся к карману, где лежал выданный Громобоем огнестрел.
– Думаешь, Танг там? – вновь вогнав магазин на место, спросила Лара.
– Не знаю. Надеюсь.
– И я… – кивнув, тихо сказала блондинка.
– В общем, ты туда не суйся, – наставительно изрек Громобой, явно обращаясь к жене. – Можешь мута какого подчинить и его глазами наблюдать, а сама – не лезь. Поняла?
Бо повернулась к мужу лицом. Глаза ее улыбались; она явно очень любила эту грубоватую, но искреннюю заботу нейроманта. Слегка неотесанный, излишне прямолинейный, он, как ни странно, лучше многих подходил этому жестокому, но крайне честному миру, где некогда было рассыпаться в комплиментах и расшаркиваться перед противниками.
