безразлично и неважно. Даже зуд уже не так раздражал, как раньше – ну чешется и чешется, пусть с ним. Сплюнув наружу через просвет между прутьями решетки, Танг с громким вздохом улегся на спину и уставился в потолок. Воину ничего не хотелось. Даже лежание его раздражало, но эта поза требовала от него меньше всего усилий, поэтому Танг ее и выбрал.
«Какой смысл трепыхаться? – мелькнуло в темной голове. – Все равно в живых нас не оставят. Будут пичкать то одним, то другим, то гасить жизнь, то разжигать снова – до тех пор, пока разжигать будет уже нечего».
– Ты сейчас точь-в-точь, как тот дикарь, о котором мы только что говорили, – внезапно заявил Агап. – То орешь, как резаный, то лежишь, как мешок…
– Отвали от меня, ладно? – попросил Танг. – Я не в настроении болтать.
– Ладно. Хорошо, – не стал спорить сосед, однако в голосе его явственно слышалась обида. – Не хочешь, как хочешь…
Танг скосил глаза в его сторону: отклеившись от прутьев решетки, Агап отступил к стене и, прислонившись к ней, уставился на темный зев тоннеля. Угрюма видно не было. Наверное, он уехал на очередную охоту, поэтому и не появлялся.
«А пора бы уже и пожрать чего… – подумал Танг. – Жрать охота…»
Но Угрюм не спешил кормить пленников. Возможно, это было всего лишь очередное испытание для изможденных «подопытных крыс»?
«Плевать. Думать – лень».
Танг закрыл глаза и уснул практически сразу, хотя, кажется, проснулся совсем недавно. Впрочем, даже за столь небольшое количество времени темноволосый воин умудрился испытать целую палитру эмоций – от безразличия до ярости, от страха до негодования – а в конце все свелось к легкому недоумению:
«Что со мной вообще творится?» – с такой мыслью засыпал Танг в тот странный день.
Когда на горизонте замаячил выход из метро, Громобой довольно крякнул и тут же оглянулся на бабочку: Бо терпеть не могла, когда он выражал эмоции подобным образом. Но крылатый падальщик, кажется, не обратил на нейроманта никакого внимания – или просто не придал его действиям особого значения. Оно и немудрено: выход наружу, о котором так мечтали бородач и его любимая супруга, наконец перестал быть чем-то далеким и практически недосягаемым.
Скоро, очень скоро Громобой с женой смогут обнять друг друг…
Но не раньше, чем Рухлядь разберется с двумя багами, которые дежурили у лестницы.
После того, как отряд распрощался с потолочником, Громобой переключился на глаза «серва» и активировал режим ночного видения, дабы не привлекать внимание здешних мутов светом фонаря. Именно поэтому два уродливых «привратника» не сразу заметили приближение робота.
А когда заметили, сделать с ним хоть что-то стало практически нереально.
Теперь уже можно было не таиться, и Громобой позволил Рухляди делать, что на ум придет. Обрадовавшись, стальной паук принялся рвать багов на части и на ходу закидывать оторванные куски себе в рот. Мотор под металлической обшивкой довольно заурчал: любой био больше всего на свете мечтает набить брюхо свежим топливом, и Рухлядь, конечно же, не был исключением из правил.
Собственно, бой закончился даже быстрей, чем Громобой рассчитывал. Все, на что оказались способны баги – это пара новых царапин, которые пополнили богатую коллекцию, собранную на ржавых боках Рухляди за два последних века. При ближайшем рассмотрении робот больше походил на стену в тюрьме отчаявшегося арестанта: количество насечек просто зашкаливало.
«Как хорошо, что я могу управлять этими тварями, – думал нейромант, наблюдая за тем, как резвится его «питомец». – У человека против такой махины просто нет шансов».
Конечно, были «сервы» и поменьше, и попроще. Таковые нападали на людей-одиночек, а против групп, тем более вооруженных огнестрелами, сражаться боялись и сбегали при первой возможности. Рухлядь же, скорей всего, в былые времена обслуживал гигантов по типу «Маунтина» и ему подобных. «Чем больше подшефный робот, тем больше должна быть сопровождающая “пристяжь”», – это простая аксиома, которую Громобой освоил после чтения инструкций, заложенных разработчиками в каждого «серва». Нейромант встретил Рухлядь случайно, подцепил во время штурма дома, где обитали шамы, да так и оставил при себе – наверное, чтобы хоть немного уменьшить боль от потери Щелкуна и Игоря. Так в былые времена вместо умершей собаки любящие хозяева тут же заставляли себя взять слюнявого щенка – настолько привыкали о ком-то заботиться. И Громобой, хоть и нередко занимался самообманом, постоянно ухаживал за Рухлядью. Те же мечи-улучшения, те же внутренности, которые он периодически смазывал и обновлял – за счет найденных «мертвецов». С панцирем было сложней: куски обшивки подходящего размера попадались на глаза крайне редко, но еще реже судьба давала нейроманту шанс заняться вдумчивым ремонтом. Только поэтому Рухлядь до сих пор и щеголял ржавыми боками.
– Топай уже, – сказал Громобой, когда стальной «паук» запихнул в себя огрызок последнего бага и повернулся к хозяину. – Набил брюхо, сволочь…
Био послушно рванул вверх по ступенькам, к свету и ждущим снаружи Бо, Ларе и Вану. Оглянувшись через плечо – не идет ли кто следом? – Громобой поспешил за «питомцем».
На ходу бородач наконец сжалился и вернул потолочнику контроль над его не в меру гибким телом. К тому моменту роботизированный лазутчик находился достаточно далеко, чтобы нейромант не боялся мести.
