определённое время.
– Куда велели подать авто? – спросил Коваленко столь резко, что Марек чуть не подавился пивом.
– Так на Зелёную. Там, за Январём, коттеджи понастроены, паны жили. Не магнаты, конечно, но при деньгах. Многие сбежали, кое-кто остался. А среди коттеджей дом двухэтажный, жёлтый, для панов сержантов. Военные в августе первыми драпанули, дом заселили украинцы, что в лачугах на Погулянке бедовали. Вот туда Ося и подъедет. К восьми вечера, так он байтлёвал. А пан Янек желает с теми панягами зазнаться?
– Да. Думаю, это те, кто мне нужен.
– Ой-ля! – поразился Марек. – Я слышал, паняги те сечевые…
– Вот и разберёмся. Увижу их, дальше сам решу.
Он не успел закончить мысль – боковым зрением уловил, как тень легла от двери к столу. На рассуждения времени не оставалось, отточенные рефлексы, распознающие любую неожиданность как опасность, вмиг превратили тело в сжатую пружину. Рука сама сбила кепку, под которой лежал маузер, и в следующую секунду прапорщик уже падал назад вместе с лёгким плетёным стульчиком, направляя оружие в сторону двери.
В тот же миг от двери затараторил пистолет-пулемёт. Коваленко крутанулся вбок и сам нажал на спуск. Негромкие хлопки маузера утонули в автоматном перестуке… Очередь прошлась по столу, с грохотом сметая кружки и блюдца, сбила со стула Марека, рубанула по стене, выбивая штукатурку. Но и прапорщик, лёжа на полу, не наугад уже, а прицельно выстрелил в здоровенного детину, лупившего с порога из МП, – раз! и другой! и третий!
У детины подкосились ноги. Он начал заваливаться на бок, но палец намертво зажало на спуске, и свинцовая плеть стегнула по стойке, по бутылкам с польской водкой. Пальба стихла с коротким щелчком затвора. Бандит упал.
Ещё раскатывались по паркету стреляные гильзы, за стойкой сыпались осколки битого стекла, а на месте упавшего громилы уже появился второй, небольшого росточка, в тужурке гимназиста. Гимназист замахнулся, и у прапорщика не было ни малейших сомнений – что последует за этим. Он выстрелил, в отчаянной надежде опередить бросок, но рука уже начала движение, и от неё, от руки этой, отделился тёмный продолговатый предмет, полетевший, как показалось Коваленко, точно в него. Особист перекатился, опрокинув стоявший рядом столик, и тут же оглушительно лопнул взрыв. Противно завизжали осколки.
На миг Коваленко ослеп, оглох, задохнулся, нажал на спуск, уже не целясь, но выстрела не последовало, магазин был пуст. Навалилась тишина.
Несколько секунда он лежал, ожидая выстрелов, взрывов, ещё чёрт знает чего, что могли припасти для него нападающие. Но ничего не происходило, только тонко звенело в ушах и удушливо воняло сгоревшей взрывчаткой. Тогда он попытался встать, и тут обнаружил, что левой руки он не чувствует, а бок залит кровью.
Со второй попытки Коваленко поднялся. Добрёл, шатаясь, среди обломков мебели, мимо дыры в полу, мимо трупа Марека с широко открытыми, мёртвыми глазами навыкате, до посечённой осколками стойки. За ней лежал ещё один труп – сам пан Радзинский. Пуля угодила бедняге в голову, он умер на месте. «Не повезло», – подумал Коваленко и потянулся к телефону.
К счастью, аппарат не пострадал. Прапорщик отложил ненужный уже пистолет и набрал номер. Когда телефонная барышня откликнулась, произнёс три цифры добавочного номера.
– Слушаю, – коротко прозвучало в трубке.
– Двухэтажный дом на Зелёной и Двадцать Второго Января, – немеющими губами проговорил Коваленко. – Среди коттеджей, бывший сержантский, в восемь вечера уже уйдут… И рухнул под стойку.
Саблин сидел в кабинете Станкевича, когда того вызвали к телефону. Вчера они с Урядниковым и Сыроватко весь день бродили в районе Погулянки. Оделись в цивильное, хоть подпоручик и смеялся, мол, вас во что ни наряди, военная выправка всё равно так и прёт. Обошли сначала Погулянку, потом Торосевича и прилегающие проулки, часть Веглинской рощи, что обращена к пустырям между Погулянкой и Зелёной, сами пустыри и, наконец, Зелёную с улицей 22 Января в районах застроек.
Сейчас поручик всё это ещё раз прикидывал на карте-трёхвёрстке, восстанавливая в памяти увиденное, представляя возможные пути перемещения. Подпоручик не вернулся, а ворвался в кабинет.
– Звонил наш человек, – выпалил он взволнованно. – Встреча состоится. Коттеджи на углу Зелёной и 22 Января, среди них жёлтая двухэтажка, бывшая сержантская. Знаешь?
– Да, – быстро ответил Саблин. – Видел этот дом, помню.
– Туда к восьми подгонят машину. То ли собрались наши клиенты куда, то ли что перевезти нужно. Нам необходимо успеть раньше и взять их тёпленькими. У тебя, Иван Ильич, три часа на всё, от силы четыре. Успеешь?
– Высылай «летучку» к Дому инвалидов. У ребят твоя уоки-токи, я им сейчас же объявлю готовность. Через двадцать минут они будут здесь.
– Работаем.
Через сорок минут первый взвод, силами первого и второго отделений, оцеплял жёлтый многоквартирный дом на Зелёной. Третье отделение блокировало выход на пустырь, со стороны Веглинской рощи.
Такие здания поляки строили в предместьях Львова последние двадцать лет. Функциональный стиль, ни лепнины, ни эркеров, ничего лишнего.
