…а теперь еще и колдовка… колдовку-то обмануть сложней, чем обыкновенного человека, она-то кровь чует… и хоть бы Аврелий Яковлевич амулету обещался, да как знать, сработает ли эта амулета…
В общем, Матеуш, и сам того не желая, расчувствовался.
Однако о цели своей не позабыл. Пусть таланту магического в нем было на кроху, но хватило и того, дабы клятву стребовать. Конечно, протрезвев, агент падал в ноги и умолял его высочество не блажить… так разве ж это блажь?
Ну не верил Матеуш, что колдовка будет столь опасна.
А про демона и вовсе знать не знал… раскаивается он. Вот честное королевское слово! И Аврелия Яковлевича, который сию историю слушал превнимательно, хмурился да бороду тормошил, просит понимание проявить. Не Матеушу ведь достанется, а агенту, существу безвинному, за доверчивость свою пострадавшему…
— Два дурака в одном дворце — это чересчур. — Ведьмак вяло отмахнулся от Матеуша. — Ничего, разберемся…
— А что с колдовкой?
— Нет колдовки. — Аврелий Яковлевич произнес это с чувством глубочайшего удовлетворения. — Вышла вся…
— Я не понял…
— И не поймешь. — Ведьмак не отказал себе в удовольствии щелкнуть королевича по носу. Аврелька или нет, но… особ королевской крови в мире всяк больше, чем умелых ведьмаков. И сия простая истина давала Аврелию Яковлевичу право гордиться если не собой, то своим умением. Пожалуй, Гавел мог бы ответить на вопрос Матеуша… и ответил бы, поскольку к собственной силе еще не привык, смущался и привычно трепетал перед теми, кто стоял выше его.
Стоял ли?
— В зеркала ушла. — Аврелий Яковлевич упомянутое зеркало поднял сам, осторожно, двумя пальцами. — Она-то в прежние времена тут целое зазеркалье сотворила… души тянула, мучила и запирала за гранью. А теперь и сама там оказалась… забыла, что у зеркал — долгая память.
— А Миндовг?
Лизанька лежала на алтаре, раскинув руки, и давешний помощник купчихи хлопотал возле тела, то по щечкам постукивал, то к груди ухом прижимался. Верно, сердце Лизанькино билось, ежели в покое ее не оставляли.
— Следом потянулся. Он к ней привязан был… поводком, как собака к хозяину. Но ничего… он тоже свое получит… у них на всех обиды хватит.
Королевич отвернулся, не из смущения, но потому что смотреть на алтарь ему было неприятно:
— Что ей вообще нужно было?
— Что? — Аврелий Яковлевич не без труда плечами пожал. — Все и сразу… сила… вечная молодость, бессмертие почти… этот камушек многое дать способен. Власть. Смуту. Корону… думаю, надоело править Серыми землями, захотелось обыкновенными… вот взошел бы на престол Матеуш Кровавый, а при нем и королева красоты писаной… и всем бы весело зажилось… до кровавых соплей… а все почему? Потому что некоторым в заднице свербит… подвигов охота.
Королевич стыдливо очи опустил, но ему не поверили. И тогда Матеуш задал иной вопрос:
— И… что дальше?
— Дальше? Ничего. — Аврелий Яковлевич отер зеркало и сунул за пояс. — Дом, конечно, чистить придется, но… после, когда они сами попросят.
— А мы узнаем?
— Узнаем, — тихо ответила златовласая панночка, которая чинно сидела у алтаря, ручки на коленях сложивши. — Поверьте, узнаем… зеркала будут плакать.
…правда, она не сказала, что слезы эти будут кровавыми.
И случится это не скоро.
Не сказала. А Гавел не стал уточнять: и без него разберутся.
ГЛАВА 15
О том, что порой торжеству справедливости мешают стереотипы
Да славится наш суд — самый гуманный суд в мире!