Она забирается в постель с ногами, с книгой и пирожными, благо в королевском дворце диет не блюдут и умеренностью не страдают.
— Отпустят его. — Она ест пирожные и пальцы облизывает. — Хочешь?
Евдокия принимает. Она и вправду думает, что отпустят, и ждет. Прислушивается. Стоит услышать шаги за дверью, вздрагивает и принимается одежду оправлять, потому что…
…просто надо чем-то занять себя.
Но часы отсчитывают время, а Лихо не возвращается…
…день третий.
И Себастьян. Короткий разговор, от которого остается горькое понимание — не все так просто… Аврелий Яковлевич на их стороне… королевич… и это много?
Или недостаточно?
— Он мой брат. — Себастьян говорит это тихо. — Но он волкодлак. Этого не изменить. А волкодлаков, сама понимаешь…
…боятся.
…и одного полнолуния, которое Лихо пережил, недостаточно, чтобы доказать — безопасен.
— Но все равно, — ненаследный князь сжимает кулаки, — он мой брат, и… я его не брошу.
Как ни странно, становится легче.
Настолько легче, что у Евдокии получается заснуть ненадолго, и просыпается она больной, разбитой. Аленка сидит рядом, гладит руки.
— Как ты думаешь, — она смотрит с жалостью, от которой хочется выть, — папа слышал?
— Должен был.
Евдокия не знала, что написали в газетах, наверняка официальная версия от реальной весьма отличалась, но… что-то да должны были написать.
А Лютик понял бы и…
— Тогда папа скоро появится, — уверенно заявила Аленка, подсовывая пирожное со свежей малиной. — Скушай. Ты совсем ничего не ешь…
— Худею. — Евдокия пироженку взяла.
— Худей, — согласилась сестра, — но другим разом. И вообще, тощая невеста — это позор семьи…
— Почему?!
— Потому, что нормальная мать просто-таки обязана откормить любимую дщерь пудов до семи-восьми… можно девяти.
— До девяти не надо…
— Тогда не будем. — Аленка забралась под одеяло и, обняв Евдокию, уперлась подбородком в плечо. — Ты только не плачь, ладно?
— Не буду.
…день четвертый.
Рассвет. Желтые проталины на темном небе. Звезды исчезают одна за другой. И это тоже развлечение — смотреть на них, гадая, которой не станет. Евдокия и смотрела.
Считала.
Сбивалась и принималась считать вновь… если сразу не ликвидировали, то есть шанс… конечно, есть… надо верить и богам молиться.
Что сделают?
Сошлют в приграничье, в Серые земли… не страшно, там тоже люди живут, и Евдокия сумеет. В конце концов, вряд ли на Серых землях хуже, чем на поселении при шахтах. Торговлю если наладить… никто ведь толком не занимается, а ежели централизованно, то и цены можно будет снизить… и закупки организовать…
О закупках думалось легко, отстраненно. А потом появилась Аленка со своим лимонадом, и Евдокия уснула. Там, во сне, она продолжала думать и о будущем, и о прошлом, кажется, почти додумалась до чего-то важного, но не успела, проснулась.
Часы отбивали полдень.
Евдокия лежала, слушала и гладила перстень, который был странно теплым, убеждая себя, что сегодня…
— Сегодня, — Аленка сидела рядом, — Себастьян приходил. Сказал, что сегодня все решится… он вечером зайдет… Евдокия…
— Да?
— Все образуется… папа не позволит…
— Следовательно, вы признаете, что ваш брат совершил превращение, — занудно повторил вопрос князь Воршиц и лорнет поднял, направил на Себастьяна.
Оскалился.
