Яркое.
И небо синее, прозрачное.
Белые облака.
И красное на руках…
— Этому поганцу нос разбил. — Евдокия руку перехватила. — Дай сюда. И стой смирно. Отмыть надобно…
Не отмывала — оттирала подолом собственного платья, а Лихослав просто стоял.
Дышал.
Лето.
И горячее… а там-то никогда не было, чтобы по-настоящему тепло. Зима случалась с метелями, с бурями, и грозы порой спешили выплеснуть ледяной дождь, пускали по небу белые ветвистые молнии.
А вот лето было…
…не было лета, чтобы настоящего, чтобы с земляникой на опушке леса…
Или вот с зерном… молодое — сладкое, не зерно, молочко. И усики колосьев щекочут ладонь.
— Пойдем посидим. — Лихо взял Евдокию за руку как дитя, боясь потеряться.
Она поняла и спорить не стала, и говорить, что надо бы ехать, сдать этого ее жениха полиции… или и вправду Себастьяну…
— Куда?
— Туда. — Лихо указал на лесок.
Белые березки, тонкие, полупрозрачные. Маки красной каймой. Земляничный дух терпкий, и Лихо, отпустив руку — поверил, что не потеряется, — перебирает травинки, ищет тройственные земляничные листочки и ягоды, уже налившиеся краснотой.
По одной протягивает Евдокии.
— Сам ешь.
— И сам тоже.
Если из ее рук, то вкуснее, и земляника, забытый сладкий вкус, заставляет поверить, что все это — настоящее. И луг, и лето, и солнце, которое жарит нещадно, и Лихо радуется что жаре, что испарине, которая проступает на шее.
— Хозяйка… кто она? — тихо спрашивает Евдокия, когда он, утомившись охотиться за земляникой, ложится на траву. И, голову устроив на ее коленях, Лихо смотрит.
Разглядывает.
А она, смутившись не то взгляда, не то вопроса своего, отступает:
— Если ты не хочешь говорить, то…
— Хочу, — здесь и сейчас, в полуденном мареве, за шепотом колосьев, которые кланяются, трутся друг о друга, можно рассказать о той, которая легенда, — хочу… говорят, что ее нет, что на самом-то деле все это — сказки безумных охотников… а охотники иными не бывают, только безумными. Если и приходят обыкновенные, то это ненадолго.
Солнце слепит.
Но Лихослав смотрит на него, на пылающий шар, который будто бы нарисован на небе. Долго смотрит, до белой слепоты, до пятен цветных, будто бы стеклышек в старом храме, куда Себастьян его отвел…
…давно было и тоже летом.
И тогда, в храме, где уже не осталось ни росписей, ни статуй, а сквозь каменный пол пророс вьюнок, Себастьян показал сокровищницу, полную до краев разноцветными стеклами.
Тогда они казались настоящими драгоценностями.
И Лихо черпал их.
А Бес сказал, что через цветное стекло мир преображается. Не соврал… он никогда-то не врал… а сейчас стекол нет, но мир все равно разноцветный.
— Однажды на заставе появился человек… ты не подумай, туда много кто приходит. Торговцы вот… ведьмаки… или охотники. Этот из охотников, но он пришел с той стороны, понимаешь?
Евдокия слушает.
Лихо нравится, как она слушает.
И то, что слышит. Он ее… она его… и все еще тревожится, думает, что он, Лихо, совершит глупость… но это не глупость была бы, а…
…ей будет больно.
Если и вправду слышит…
