– И тебя и тебе… и потерпеть придется.
Это Себастьян и сам понимал: нельзя колдовку к королевичу подпускать. Потому как Хольм… потому как смута…
– Аврелий Яковлевич, – сказал он жалобно. – Я-то… потерплю. Только ж терпение, оно край имеет. Не подумайте плохого, но… пока он ручки еще целует, то ладно, а если под юбку полезет, то не сдержуся… нос сломаю, и… и нехорошо получится. Может, скажете ему…
Ведьмак только головой покачал:
– Нельзя. Матеуш еще молодой. Не глупый, конечно, но рядом с ним много шушеры всякой вьется. Сболтнуть-то он не сболтнет, но вдруг да выдаст себя ненароком. Или тебя…
– Тогда как?
Интересы королевства – интересами королевства, но у Себастьяна и собственные имеются, каковые, как водится, куда ближе к телу… и тело это, пусть и костлявое, по мнению Аврелия Яковлевича, для королевских перин природой предназначено не было.
Ведьмак же хитро улыбнулся и, сунув руку за пазуху, вытащил тоненькую цепочку с бирюзовой подвеской.
– Вот тебе, мил друг, колечко заветное…
– Чего?
– Того… темный ты человек, Себастьянушка, сказок не помнишь про колечко обручальное, заветное… такое, которое не позволит всяким… гм, охальникам, девку завалить.
В сказки Себастьян не то чтобы не верил, но здраво полагал, что против охальников, особенно ежели эти охальники в подпитии пребывают, вернее кистенек, нежели колечко…
…с другой стороны, помнится, имелось в семейной сокровищнице одно колечко весьма полезных свойств…
– Так не колечко же! – сказал Себастьян, ткнув пальцем в бирюзовую, серебром оплетенную капельку.
– Не придирайся к словам. Главное, не что, а кто ворожил…
Бирюзовая подвеска прильнула к коже, опалила быстрым теплом.
– Скажешь, что прабабкино наследство, дядечка отдал на шестнадцатилетие… мол, очень боялся за кровиночку свою… теперь-то таких не делают.
– Спасибо.
– Не за что, Себастьянушка. – Аврелий Яковлевич хлопнул по плечу. – Ну, иди уже. И отдохни хорошенько… и… побереги себя, нелюдь хвостатая…
– Я людь.
– Людь, людь…
– Лихослава глянете?
– Гляну, куда ж я денуся… аккурат по нашему ведомству крестничек проходит.
– Что? – Это было новостью.
Встречу на королевском пикнике Себастьян счел случайностью, а оказывается… Лихо неймется. Вот же невозможный человек! С ножом, почитай, в сердце ходит, а все туда же, на подвиги…
– Не знал? – подняв плащ, Аврелий Яковлевич кое-как отряхнул его от росы. – От генерал-губернатора пришло указание зачислить.
– Кем?
– Актором… на испытательном сроке.
Спросили бы Себастьяна, он бы ответил, что из братца его младшего актор, как из самого ненаследного князя – монахиня. Вроде и в рясу обрядить можно, и платок белый на голову накинуть, и молебник в руки всучить, а все одно – несуразица выйдет…
– Успокойся. – Аврелий Яковлевич накинул плащ. – Он за купчихою приглядывает, чтоб не лезла, куда не просят. Уж больно у девицы норов неспокойный. Вот и решили его превосходительство, что с опекою оно понадежней будет.
Себастьян хмыкнул, припоминая купчиху… сероглаза, круглолица, не сказать, чтобы красавица, но приятная…
Опека, значит?
Интересно, что с той опеки выйдет…
– Аврелий Яковлевич, – он все же поймал ту верткую мыслишку, которая не давала покоя и не давалась в руки, – алтарь… я-то в ваших делах не силен, но сдается мне, что… не могу объяснить, предчувствие нехорошее, а сами говорили, что метаморфы задницей проблемы чують… вот моя задница, считайте, и чуеть…
Ведьмак хмыкнул.
– Так что вы бы разузнали…
– Разузнаю.
– И про Лихо не забудьте.
– Не забуду.
