полка. Отец злился, но ровно до первого перевода… и бесполезно было писать Лихо, что деньги эти – капля в море долгов… уходят, чтобы одни погасить, но делают другие.
И не только отец.
А Себастьян все равно писал.
Что Лихо с письмами делал? В камин отправлял?
Хоть погрелся…
Бестолочь.
– Руки, значит… – пробормотал Лихо, озираясь.
Движения стали другими. Мягче. Экономней. А черты лица обрели характерную резкость, которую Себастьян помнил по дедовым портретам…
– Руки, это хорошо… – Лихо прошелся по комнате и, остановившись у старинного шифоньера, солидного, с медными накладками и пухлыми младенческими физиономиями на крылатых медальонах слоновой кости, решительно распахнул дверцы.
Братец всегда отличался своеобразными представлениями о методах получения информации. И приятно было осознавать, что за годы службы его ничего-то не изменилось. А неприятно, что из шифоньера, дразня и насмехаясь, выглядывало чесучовое платье…
Себастьян лишь крякнул.
Лихо же, вытащив платье – надобно было бы в чистку отдать, а то весь подол, пока доехали, изгваздался, – спросил дрогнувшим голосом:
– Чье?
– Мое, – признался Себастьян, голову опустив.
И Лихославов перстенек подтвердил, что сказана была чистая правда.
– Твое… выходит, зря я человеку нос сломал… – Лихо провел ладонью по подолу и, вздохнув, платье вернул к иным, более мужским нарядам. К счастью, в ящик с бельем, где лежали преочаровательные панталоны и пара шелковых чулок с кружевными подвязочками, он лезть не стал. – И челюсть тоже…
– Одному, что ли?
– Разным…
Но руку подал, помогая подняться.
– Я ж уверен был, что вранье все… – Братец выглядел донельзя огорченным, и Себастьяну стало вдруг стыдно.
– Тебя… гм… склонили, да? – с надеждой поинтересовался Лихослав. – Заставили?
– Нет. Я сам… добровольно…
Лихо молчал, разглядывая исподлобья. И Себастьян взгляда не отвел.
…что-то не то…
…не так…
…неправильно… Лихо изменился, что логично, но… черты лица?
Иное. Мелочь какая-то, пустяшная, но мешавшая сосредоточиться.
– Все равно… – Лихо прижал подбородок к шее, набычился. – Бес, ты – мой брат. И я от тебя отказываться не собираюсь.
– Спасибо.
– Пожалуйста. Отец, думаю, остынет… образумится…
– Лихослав…
– …и я понимаю, почему ты молчал…
– Лихослав, послушай…
– …конечно, тебе придется тяжело…
– Лихо!
– Старика тронуть не посмеют, себе дороже, а вот ты…
– Лихослав, Хельм тебя задери! – Себастьян тряхнул дорогого братца. – Успокойся. Ты… неправильные вопросы задавал.
…и тут плутовка черноглазая, осемнадцати лихих годков от роду, соизволила очнуться.
…хорош, братец…
…братец ведь, родной…
…но хорош весьма, мундир королевских улан ему к лицу, даром что ношеный, выгоревший, и само это лицо, строгое, благородное в каждой черте своей, до отвращения привлекательно. Глаза синющие с желтым ободочком, чуть прищуренные… волосы светлые…
Губы жесткие.
Подбородок квадратный.
