До холеры романтичный образ.
Себастьян попытался плутовку унять, но она, скользнув по княжичу Вевельскому томным взглядом, затрепетала ресницами, исторгла тяжкий вздох. И потянула обличье на себя.
– Ты… Себастьян!
– Тихо! – Благо хоть сноровка осталась прежняя.
Спасибо, Аврелий Яковлевич, вот что значит престранное выраженьице: «некоторая временная нестабильность с вероятным доминированием магической сущности». И совет – из дому носу не казать. У Старика, значит, теоретически выходило все ладно и складно, а на практике Себастьян Вевельский, матерясь сквозь зубы приятным контральто, одной рукой дорогого братца к пышной груди прижимал, другой – рот затыкал. Братец ерзал, на грудь пялился и хрипел не то от возмущения, не то от восторга. Себастьян очень надеялся, что возмущения было больше… все-таки и вправду – брат.
– Отпусти! – Лихо умудрился за пальцы цапнуть. – Извращенец несчастный!
Ну хоть орать не стал.
– Почему несчастный?
– То есть, – пробормотал Лихо, взгляд отводя и пунцовея, – почему извращенец, ты не…
Судорожно сглотнул и попытался из захвата вырваться.
А силен стал младшенький…
– Не те… вопросы…
Клятва – контракт, кровью подписанный, – вещь серьезная.
– Не ори, ладно?
Себастьян братца отпустил, и тот отскочил. И руку вытянув, ткнув пальцем в ту самую пышную грудь, которая до предела натянула Себастьянову рубаху, прошипел:
– Т-ты… оно натуральное?
– Натуральней некуда. Забудь, что видел. – Плутовка отступила, позволяя Себастьяну вернуть исконное обличье. – Это…
Горло стянул незримый поводок колдовской клятвы.
– Я понял. – Лихо встал у двери, прислонился, запирая ее, и, вытащив из ворота зачарованную булавку, вогнал в косяк. – Информация в газете – ложь?
– Смотря какая.
– Снимки правдивы?
– Да.
– Но интерпретация ошибочна?
Когда братец переставал притворяться настоящим уланом, лихим и безголовым, он мыслил на редкость быстро и здраво.
…желтизна в глазах расползалась.
– Да.
– То, что я… видел, точнее, чего не видел, часть нового дела?
– Да.
– Не хочу спрашивать, во что ты влез, но… если вдруг помощь понадобится, то… – Лихо сцепил пальцы.
– Понадобится, – нехотя признался Себастьян. – Проводишь меня до вокзала?
– И далеко уезжаешь?
– На Спаживецкие воды… нервы лечить…
Лихослав кивнул.
Проводит.
И чемодан с растреклятым чесучовым платьем, чулочками, подвязками, а такоже светлым париком поднесет… и прощание устроит слезное, благо свидетелей отъезда будет множество.
– Я рад, что ты вернулся, – скажет Себастьян уже в купе первого класса, сожалея о том, что не поговорили-таки нормально.
– Я тоже… наверное, рад.
– Мир?
Лихо руку пожмет, но взгляд отведет. И именно тогда станет понятно, что же с ним не так.
– У тебя глаза цвет поменяли.
– Не полностью.
– Проблемы?
