– Да не гора это… – Купец едва не сказал княжьему родичу «чащоба», но удержался. – Это из камня выстроено. А там внутри палаты дивной красоты, и в них Богу хвалу воздают.
На той же площади Асмунд увидел какой-то каменный дом, с большими каменными крестами вместо окон и дверей, а над ним столп толщиной… с самого Змея-Ящера, вставшего на голову хвостом вверх. Столп по виду казался золотым и ослепительно сиял на солнце, так что Асмунд зажмурился, не успев понять, что это такое. Лишь когда Кольбран тронул его за плечо и указал вверх, он догадался поднять глаза, прикрываясь от солнца ладонью. И резко вдохнул от потрясения: каменный столп уходил вверх на немыслимую высоту, а на вершине его застыл черно-зеленый всадник.
Закружилась голова, и Асмунд пошатнулся. Кольбран придержал его за локоть.
– Это их бог? – выдохнул потрясенный Асмунд.
От вида исполинского всадника с протянутой куда-то к небесам рукой все переворачивалось внутри. От всадника веяло давящей силой и пробирала дрожь: казалось, вот сейчас он чуть повернет голову, глянет на букашек у подножия столпа, и один взгляд его сотрет в пыль!
– Это прежний их кейсар Юстиниан. Из меди вылит.
– Кейсар?
– Да. Бог у них – Христос, ты же знаешь. А этот просто стоит. Ради славы и для памяти.
Просто стоит? Настоящий великан, да еще на коне ростом с дракона, отлитый из бронзы, – просто стоит? На золотом столпе высотой до полдороги к небу?
Но дворцовые стражники-львы шагали вперед, не давая русам времени как следует оглядеться. И Асмунда это не слишком огорчало – он не мог опомниться от уже увиденного.
Их повели на высокое каменное крыльцо, к сияющим медью дверям между столпами гладкого серовато-красного камня. Дабы не утратить присутствия духа, Асмунд предпочитал внимательнее смотреть под ноги, но и там расстилались узорные ковры, выложенные из многоцветных и золотых кусочков стекла. Мелькали одна за другой просторные палаты – каждая с иное городище, и тоже каменные столпы всех цветов, стенная роспись яркими красками, резные узоры, шелковые занавеси, люди и животные из белого камня.
И чем дальше шли, тем крепче Асмунд сжимал зубы и тем больше ему хотелось выше поднять голову и расправить плечи, чтобы не потеряться среди этого великолепия, неохватимого глазом и непостижимого умом. Оглядываясь на своих спутников, он видел на лицах русов напряженную невозмутимость; как и у него, желание не уронить достоинства боролось с потрясением. Здесь, в царском дворце, никто из них ранее не бывал, а стратонес в предместье Маманта не подготовил их ни к чему подобному. Разве что Вермунд, не раз бывавший в богато отделанных храмах, держался увереннее других.
Но вот провожатые остановились перед обитыми серебряным листом дверями. Волосы шевелились на голове у Асмунда, никогда в жизни не видевшего столько серебра зараз даже в виде шелягов, а тут – двери! Так вот, перед дверями очередного покоя толпилось два десятка мужчин, явно не греков. Иные из них были сарацины – в ярких кафтанах, в сорочках полосатого шелка, с черными бородами. Асмунд не удивился: от парней в стратонесе он уже знал, что сарацины не все одинаковые. У них есть разные державы, подчиненные разным правителям, и иные из них дружат с греками. Или хотя бы пытаются дружить.
Еще какие-то гости были тоже смуглы и чернобровы, черноусы, в кафтанах с широким запа?хом налево, с украшенными серебром поясными кожаными сумочками. В руках они держали шапки, похожие на шлемы с бармицей, сшитые из узорного шелка, и по этим шапкам и крою кафтанов Асмунд прикинул, что это, должно быть, ясы[12], которых немало было в Киеве. Оружия никто при себе не имел, кроме сарацин, у которых были небольшие кинжалы, у остальных виднелись лишь поясные ножи.
Подошел какой-то низкорослый, тучный грек – Асмунд уже не удивился, увидев пухлые голые щеки скопца, – и стал что-то говорить, задирая голову к рослым рыжебородым русам. В суете не сразу сыскали ему толмача, и переводил Вермунд:
– Это атриклиний, то есть стольник. Вот наш старший посол, – он указал на Асмунда. – Ну и что, что молодой? Он родич князя Ингвара. Какой родич – брат его жены. Царского рода? Да, вы ведь род Вещего.
– Наши предки в родстве со Скъельдунгами, что владеют многими землями в Ютландии и на ближних островах, – с вдруг пробудившейся надменностью подтвердил Асмунд.
Родившийся в простой усадьбе над Великой, выросший как все мальчишки – дети хирдманов, он почти никогда не задумывался о родстве отца со Скъельдунгами, но сейчас вдруг понял: это важно не только для сестры Эльги в Киеве, но и для него. Мог бы и раньше вспомнить – не стоял бы бдыном перед тем Лаврентием, который даже сесть им не догадался предложить.
Вермунд тем временем растолковал атриклинию положение прочих русов – кто посол, кто купец. Тот в ответ объяснил: когда придет пора входить в триклин – пиршественный покой, нужно будет сначала подойти к троносу – это престол василевса на возвышении – и сделать проскинесис, то есть упасть ниц и протянутыми руками коснуться царских башмаков. Так гости выражают свое почтение богохранимым василевсам.
Асмунд переменился в лице: падать ниц перед кем бы то ни было он не привык.
– Это честь для вас, что вы допущены в этот покой и разделите трапезу со Стефаном августом, клянусь головой апостола Иоанна! – пояснил тучный грек, воздев руки и потрясая ими, будто его изумляла столь несказанная милость. – Вы будете вспоминать об этом всю жизнь и рассказывать внукам!
